Анна Бартон - Дерзкая и желанная

Джеймс пробыл там большую часть утра, мучаясь угрызениями совести за вчерашнее. Впрочем, эту тему обсуждать с Хантфордом он не намеревался, поскольку знал, что у герцога есть к нему важное дело.

– Пожалуй, я избавлю тебя от поездки в Озерный край и поеду сам. – Может, если их с Оливией будут разделять три сотни миль, совесть наконец успокоится.

– Бог мой. Надолго?

Джеймс пожал плечами.

– На несколько недель. – На столько, сколько потребуется, чтобы Оливия осознала, что у них нет и не может быть будущего. Вполне вероятно, за это время уже объявится поклонник.

Хантфорд прищурился.

– Это так непохоже на тебя – неожиданно уезжать из города. Ты даже в паб выходишь по плану.

– Меня в Лондоне больше почти ничто не держит, в то время как есть несколько мест, которые я бы хотел посетить.

Хантфорд вздохнул:

– Ну да, ну да… Без тебя здесь будет пустовато. Может, выпьем?

– Нет, – быстро ответил Джеймс. Чувство вины сдавило горло, будто слишком тугой шейный платок. Чем скорее он закончит эту встречу и уберется из дома Оливии – и из Лондона, – тем лучше. – О каком деле ты хотел поговорить со мной?

– Дело деликатное и… сложное. – Хантфорд вздохнул и сложил пальцы домиком. – Это касается моей сестры.

Вот черт возьми! Наверное, не стоило надеяться, что герцог имел в виду Роуз. А вдруг кто-нибудь видел их с Оливией и доложил ему? Хантфорд не выглядит разгневанным, но всем хорошо известно, как он умеет скрывать свои истинные чувства.

Джеймс с трудом произнес:

– Какой сестры?

– Оливии.

Хантфорд уставился на Джеймса поверх кончиков пальцев и смотрел, как ему показалось, целую вечность, затем выдвинул ящик стола и достал сложенное и запечатанное письмо.

Джеймс потихоньку выдохнул, испытав облегчение, когда Хантфорд достал бумагу, а не… пистолет. Ясности, однако, это не прибавило. Кивком указав на письмо, он поинтересовался:

– Что это?

Хантфорд неприязненно взглянул на конверт.

– Вчера доставил посыльный – от поверенного моего отца, Невилла Уитби.

Это было очень странно. Предыдущий герцог умер пять лет назад, и хотя они с другом никогда это не обсуждали, Джеймс полагал, что слухи правдивы. Отец Хантфорда был так потрясен изменой герцогини, что покончил жизнь самоубийством, пустив себе пулю в висок, в этом самом кабинете, где они сейчас сидят.

– Очевидно, отец включил в свое завещание какое-то необычное условие. Это письмо должно быть вручено Оливии по достижении двадцати одного года.

Джеймс тряхнул головой, уверенный, что ослышался:

– Оливии двадцать один?

– Почти двадцать два. Уитби признался, что совсем забыл про это письмо.

– А твой отец не оставил еще каких-то распоряжений?

Хантфорд фыркнул.

– Нет. Только то, что никому, по словам поверенного, нельзя рассказывать о письме до совершеннолетия Оливии, и оно должно быть вручено лично ей.

Джеймс с минуту перебирал варианты. Темные круги под глазами герцога свидетельствовали о том, что он опасается, как бы письмо не разбередило раны, которые нанесла мать Оливии, бросив ее, и когда отец свел счеты с жизнью.

– А для Роуз письмо имеется? – поинтересовался Джеймс.

– Я спросил об этом поверенного, но Уитби сказал, что это было единственным.

– Оливии ничего о нем не известно?

– Нет. – Хантфорд посмотрел другу в глаза. – Мы с Уитби – а теперь и ты – единственные, кто знает о существовании письма. И только тебе я могу довериться. – Герцог встал, прошел к окну и устремил взгляд на улицу. – Столько времени прошло. Мои сестры, кажется, наконец, примирились с трагедией. Роуз потихоньку возвращается к жизни, хотя до сих пор еще несколько замкнута, а Оливия в последнее время проявляет куда больше зрелости.

Джеймс едва удержался, чтобы не заявить: «О да, она вполне созрела».

– Я надеялся, что к концу сезона она будет уже обручена, – продолжал между тем Хантфорд, – но теперь вот… это.

Джеймс прокашлялся, радуясь, что герцог стоит к нему спиной и не видит выступившей у него на лбу испарины, и высказал предположение:

– Возможно, содержание письма вполне невинно. Твой отец мог учредить для Оливии трастовый фонд.

– Не представляю, чтобы он сделал что-то только для одной дочери: он обожал обеих.

– Может статься, это какая-то семейная тайна или реликвия, которую он хотел передать именно старшей дочери, – попробовал успокоить друга Джеймс.

– Маловероятно, – отозвался Хантфорд, поворачиваясь к нему лицом. – Отец не был в здравом уме в дни, предшествовавшие его смерти, а я вынужден предположить, что письмо было написано как раз в то время. Уверен, ты слышал сплетни об обстоятельствах его смерти. Все это правда. Когда наша мать сбежала на континент с одним из своих любовников, отец не смог этого пережить и застрелился. – Герцог поморщился. – Я никогда ни с кем не говорил об этом, кроме сестер и Беллы, до сих пор.