Алисса Джонсон - Великолепный джентльмен

– Причем именно в моей компании. – Он хотел обосновать сказанное, но в настоящий момент это выглядело бы как вызов. – Я приду к вам с визитом завтра.

– Завтра у вас могут возникнуть другие дела, милорд.

– Вы правы. Тогда на следующей неделе. Я нанесу вам визит на следующей неделе.

Она усмехнулась. Его сестра обожала так делать, когда они были моложе, и он высказывал свое намерение бросить вызов отцу.

– В конце концов я этим займусь, – пробормотал он.

– Что вы сказали?

– Я этим займусь, – произнес Макс более отчетливо. – Как только закончу дела с похоронами брата.

Мисс Райз хмыкнула и улыбнулась, слегка наклонив голову. Но для новоиспеченного виконта все это не имело никакого значения. На следующей неделе он сможет показать себя. А сейчас Макс был слишком измучен, чтобы даже думать об этом. И слишком пьян. И очень сердит на брата за то, что тот и в последний раз пытался что-то и кому-то доказать.

– Вы знаете, как он умер, мисс Райз? Мой брат?

Она покачала головой.

– Дуэль. Чертова дуэль. И даже не из-за женщины. Какой-то дурак-молокосос обвинил его в шулерстве, и мой братец не придумал ничего лучшего, как вызвать мальчишку на дуэль. И вот теперь его жена, точнее вдова, четыре дочери и поместье оказались на попечении никчемного бездельника. А все говорят, что он погиб с честью… Или защищая свою честь, не помню точно. В любом случае честью брата будут играть, как детским мячиком, когда мальчишка, оставив больную мать, благополучно сбегает на континент, мои племянницы рыдают в подушки, а поместье Дейнов понемногу приходит в запустение.

Он попытался поднять руку, чтобы провозгласить тост, но вспомнил, что у него в руке нет бокала, а главное – совершенно нет сил, чтобы поднять его.

– За честь, – пробормотал он.

– Порой жизнь прерывается при попытке достичь менее привлекательной цели, чем защита чести.

– Нет. – Он вздохнул и откинулся на спинку крошечного стула. Голова казалась свинцовой. – Нет, я так не думаю.

– Разве у вас нет чести? – тихо спросила мисс Райз.

Он на мгновение позволил глазам сомкнуться и, тяжело вздохнув, пробормотал:

– Если быть откровенным, мисс Райз… меня это не слишком волнует.

Это был малоизвестный факт – мисс Анна Райз не знала своего истинного возраста.

По словам миссис Рейберн, ее единственной дочери в апреле исполнится девятнадцать. Однако Анна прекрасно помнила, что ей дважды исполнялось семь и девять, а пятнадцатилетие отмечалось три раза – дважды летом и один раз осенью. Значит, ей должно было исполниться как минимум двадцать четыре, а день рождения приходился на некую дату, затерявшуюся между июлем и ноябрем.

Как-то раз она спросила матушку, когда же у нее настоящий день рождения, и услышала в ответ, что дата рождения не имеет никакого значения, важно лишь то, на сколько лет ты выглядишь.

– Я не смогу производить впечатление молодой женщины, если все будут знать, что у меня взрослая дочь, – сказала миссис Рейберн. – Будь умницей и подыграй мне.

Анна, конечно же, уступила, хотя в глубине души сомневалась, что им удастся кого-то одурачить. Потом, после некоторого размышления, она решила, что матушка просто забыла дату рождения дочери.

«Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения», – подумала Анна. Будь ей двадцать один или двадцать четыре – в любом случае она уже взрослая. И не просто взрослая, она уже балансировала на грани перехода в категорию старых дев. Хуже того – в категорию тех старых дев, которые, имея самую неприглядную репутацию, в то же время считались самыми занудными во всех отношениях.

Она была вполне взрослой леди, которой довелось жить в Андовер-Хаусе, где имеющие определенную репутацию дамы полусвета, в основном вдовы, устраивали самые развратные вечера в Лондоне. Вот только до сегодняшнего вечера ей не доводилось так долго разговаривать ни с одним джентльменом. Она вообще мало с кем разговаривала, кроме матушки, своей гувернантки и слуг.

Посещение ею светских вечеров – как справедливо заметил мистер Дейн – носило случайный характер и, как правило, было весьма кратким. Дважды за свою жизнь она была в театре и оба вечера просидела, спрятавшись в глубине ложи, причем так хорошо спрятавшись, что со своего места видела лишь половину сцены. Она никогда не бывала на балах, которые устраивали знакомые, да и на званые вечера ее никогда не приглашали. На вечерах, устраиваемых ее матерью, она, одетая в шикарный наряд, по полчаса, а то и больше стояла на балконе зала, наблюдая за танцующими парами. Собственно, этим и ограничивалось ее участие в светской жизни Андовер-Хауса, отвращение к которой не имело границ.