Кристина Брук - Чаровница

Она жила в Харкорте уже вторую неделю. Бесцельно гуляла, одновременно напряженно думая об одном и том же – об обиде, которую нанес ей Рэнд. Она билась над разрешением нелегкой задачи: почему он так тщательно и так долго скрывал от нее свою тайну.

Джонатана она ни в чем не винила, зато к Рэнду у нее были большие претензии.

Но ее мучительным поискам правильного и нужного ответа пришел конец. Герцог Монфор прислал приглашение на ежегодно устраиваемый им бал, а его приглашение было равносильно приказу. Этот бал, по обыкновению, являлся гвоздем сезона, поэтому никому из приглашенных гостей даже в голову не приходило отказаться от участия в нем.

Однако посещение бала ставило перед Сесили насущную задачу: как жить дальше, как поддерживать отношения с Рэндом. Ей не хотелось обвинять брата. Однако именно Джонатан решил не рассказывать ей о том, что он собирается инсценировать свою смерть. Именно Джонатан потребовал, чтобы Рэнд поклялся сохранять все в тайне.

Так вправе ли она обвинять Рэнда за то, что он так хорошо умеет держать слово? Ее иррациональное женское начало с готовностью воскликнуло: еще бы, конечно, полное право! Вот если бы ей доверили такую тайну, то она, разумеется, поделилась бы с мужем своим секретом. А он, прекрасно знавший о том, как сильно она страдает по умершему брату, хранил молчание. Как он мог?

Наверное, в конце концов он все рассказал бы. Может быть, ждал удобного момента.

Но, скрывая тайну, он смог жениться на ней, лишив ее возможности выбора. Если бы она знала, какой он искусный лжец и ловкий пройдоха, она, скорее всего, отказала бы ему.

Мысли кружились и путались в голове Сесили. Вот почему она уединилась в своем поместье, чтобы как следует во всем разобраться. Наедине с Рэндом она теряла способность логично и трезво мыслить, вместо этого послушно выполняла все, что бы он ни попросил. Она была такой послушной, потому что любила его.

А чтобы дарить и принимать любовь, нужно быть сильной и стойкой. Нужно быть еще сильнее, чтобы оставаться честной перед собой и не позволять слабой человеческой природе отдавать все, что у тебя есть, ради любимого человека.

Сесили терзалась в поисках душевного равновесия. Как можно уважать себя, если ты готова простить любимому человеку все, что угодно? Разве нет на свете вещей, которые ни в коем случае нельзя прощать даже тому, кого любишь больше своей жизни? У всякого милосердия есть свои границы. Одна беда: Сесили не знала, где точно пролегает граница ее способности прощать.

Герцогини нет дома, так сказала ему прислуга, она пошла гулять в парк к пруду. Рэнд нашел ее, когда солнце начало садиться, накрывая небо и землю багровым бархатным покрывалом.

Он увидел ее на небольшом мостике, перекинутом через ручей. Сесили в глубокой задумчивости ломала прутик на кусочки и бросала палочки в воду.

От ее облика веяло покоем и умиротворенностью, ее тонкий силуэт четко выделялся на фоне алеющего неба.

Она была чудо как хороша, им мгновенно овладело желание, но его тут же подавила любовь, вспыхнувшая в его сердце. Следуя особому чутью, которым одарены немногие мужчины, Рэнд понял, что гроза миновала, что нынешняя их встреча не будет омрачена ни упреками, ни выяснением отношений.

Скрип сапог о гравий, а потом стук о доски мостика вывел Сесили из задумчивости. Она приподняла голову, и ее глаза засияли от радости.

– Добрый вечер, Ашборн, – приветливо произнесла она, как будто в самом деле обрадовалась его появлению.

Столь откровенное радушие поразило Рэнда, сердце его встрепенулось, и жизнь опять заиграла и забурлила в его жилах. На какой-то миг ему стало досадно, зачем он так долго не приходил к ней. Это было ошибкой. Хотя у него было оправдание: почти все это время он был занят устройством дел Джонатана, и, похоже, все удалось разрешить наилучшим образом.

Как будто прочитав его мысли, Сесили сказала:

– Я слышала, что появление моего брата в свете произвело настоящую сенсацию.

– Да, в этом есть доля истины, – согласился с ней Рэнд. – Придуманная им история о похищении и временной утрате памяти показалась всем дамам чрезвычайно романтичной. А его бледный и изможденный вид вызвал к нему еще больший интерес.

– Не удивлюсь, если брат начнет писать стихи, – улыбнулась Сесили. – Увлечение весьма достойное, мало чем уступающее науке.

– Нисколько не удивлюсь этому, – подхватил Рэнд. В воздухе повисло неловкое молчание.