Дженнифер Маккуистон - Приключения новобрачных

Прислонившись спиной к кирпичной стене, Джорджетт тихо всхлипнула. Что теперь с ней будет? Не слишком обнадеживающее начало двухнедельных шотландских каникул, на которые она возлагала такие радужные надежды. Она помнила, что приехала к кузену три дня назад или… Или все же четыре? Заискивающая угодливость кузена неприятно поразила Джорджетт, как и отсутствие обещанной им компаньонки, а также горничной. И, что еще хуже, у нее сразу же возникло подозрение, что Рандольф имел на нее определенные виды и пригласил ее совсем не потому, что хотел по-братски поддержать. Она еще более утвердилась в своих подозрениях накануне вечером – если, конечно, это было вчера, – когда за ужином Рандольф сел напротив нее и принялся буравить взглядом. Она ерзала на стуле, не находя себе места. А что было потом, увы, не помнила.

– Я принес вам котенка, мисс.

Джорджетт стремительно обернулась, задохнувшись от неожиданности. В нескольких шагах от нее стоял грузный мужчина в забрызганном кровью фартуке. От него ужасно разило потом, а в его густой бороде цвета красноватой глины застряли крошки еды или, возможно, чего-то другого – Джорджетт предпочла не думать, чего именно.

А жизнь в городе шумела и бурлила. На улицы высыпали женщины с детьми и домохозяйки с корзинами, спешившие на рынок. Но казалось, никому из прохожих не было никакого дела до того, что устрашающего вида субъект в забрызганном кровью фартуке держал в одной руке кривой мясницкий нож, а в другой – котенка.

– Я вас знаю? – спросила Джорджетт, в страхе отступив на шаг.

Бородач улыбнулся, обнаружив дыру в том месте, где должны были находиться передние зубы.

– Макрори меня зовут. Вчера вечером, когда мы познакомились, случай не представился назвать себя.

– Мы с вами познакомились вчера? – Утро оказалось богатым на сюрпризы. Этого бородача вполне можно было принять либо за неряшливого мясника, либо за убийцу. Такого увидишь на улице – на другую сторону перейдешь, а уж про то, чтобы водить с ним дружбу, и речи быть не могло. Интересно, насколько близко она успела с ним познакомиться в тот отрезок времени, который каким-то мистическим образом выпал из ее памяти?

– Так вы не помните? А, ну это понятно… Все так быстро случилось: сперва – на меня, потом – с меня. Вам немудрено и забыть. – Голос мужчины в фартуке звучал так же раскатисто, как и голос того, кто остался в номере, но в отличие от последнего голос то ли мясника, то ли убийцы не трогал за душу. От слов же его, вернее – от того, что под ними подразумевалось, у Джорджетт волосы на затылке встали дыбом.

– Я… была на вас? – «Господи, сделай так, чтобы я ослышалась», – мысленно взмолилась она.

– Ну да. Обхватила меня, крепко так. – От хохота мясника кровавые пятна на его фартуке заколыхались, словно занавески на ветру. – Как и где стиснуть – в этом вы знаете толк, верно говорю.

По вискам Джорджетт заструился пот, а по спине пробежал холодок. Рассудок отказывался верить в самую очевидную интерпретацию слов этого бородатого мужчины. Что-то тут было не так…

– Что вы имеете в виду? – спросила Джорджетт в надежде, что сейчас он скажет, что, мол, просто пошутил.

– Забирай его, детка. – Мясник указал на котенка кончиком ножа. – Ты его заработала.

Джорджетт растерялась настолько, что машинально взяла протянутого ей котенка. Он был совсем крохой – недели три или четыре от роду, не больше. Она понятия не имела, как будет заботиться о котенке, но отчего-то решила, что ее долг – приютить несчастное существо. Подержав в руках этот маленький комок, она уже не могла с ним расстаться. К тому же Джорджетт подозревала, что если вернет котенка мяснику, то малыш может стать чьим-нибудь ужином.

И тут мясник, одарив Джорджетт напоследок еще одной беззубой улыбкой, развернулся и ушел. Джорджетт смотрела ему вслед, пока он не растворился в толпе. А на душе у нее становилось все муторнее. Господи, неужели она действительно дотрагивалась до него в интимных местах? И неужели делала это за плату, за котенка?!

Джорджетт сморгнула подступившие слезы. Она не плакала, когда умер ее муж, хотя чувствовала себя в немалой степени виноватой в его преждевременной смерти. Не плакала она и в тот момент, когда, проснувшись этим утром, увидела, что лежит голая в постели с чужаком, в обшарпанном и грязном гостиничном номере. Даже выскочив полуголая на улицу и обнаружив, что не знает, где находится, она все равно не заплакала.

Но сейчас, узнав о том, что этой ночью она, возможно, занималась непристойностями с этим мясником, Джорджетт не смогла сдержать слезы отвращения. Отвращения к себе самой.