Олег Северюхин - В лабиринтах тёмного мира. Том 2

Завтра будет совещание в подведомственном банке. Следак (жаргонное, следователь) приватный что-то нарыл в гостинице «International». Банкир весь трясется. Трупов там было наваляно порядком, похоже, что открылись следы и появились доказательства, кто это сделал. Боссы сказали, чтобы я все подробненько вызнал и сразу доложил им.

Честно говоря, мне надоело быть каким-то бессмертным Пророком, Мессией, Творцом, Антихристом, Судьей и Наставником в одном флаконе. Почему не пожить просто так вот, как живут все эти куда-то спешащие и думающие о хлебе насущном и грядущих удовольствиях люди. У всех свои достоинства, недостатки и возможности, каждый борется за них и не любит, когда кто-то вмешивается в их жизнь. Все. С сегодняшнего дня я простой человек и буду жить как простой человек. Главное – забыть о том, что я всесильный. Я такой же беспомощный, как и все остальные люди. Сказав это, я почувствовал облегчение, как солдат, которому зачитали приказ об увольнении в запас. Нет никаких обязанностей, одни права. Мундирчик приготовлен, кейс в руках, фуражка набекрень и ничего, что ты в изуродованной форме выглядишь как деревенский придурок, главное – ты свободен. Правда, через три часа тебе захотелось покушать, но никто не бежит звать тебя в столовую, где сидят твои сослуживцы и уплетают не шибко вкусную, но зато питательную пищу. Никто тебе и ничего не обязан и не собирается кормить, но у тебя есть право кормиться самому.

Так и я шел по улице Билбордтауна с видом демобилизованного солдата, не знающего, что ему надо и совершенно не представляющего, чем заняться в данный момент. Кто ты такой? Никто и звать тебя никак. Это почему никак? Я – Велле Зеге Вульф! Так вот прямо так подойдешь к кому-то и назовешься этим именем? Все сразу скажут, что это пациент дурдома, да еще и скорую психиатрическую помощь вызовут. Это точно. Тогда я буду Владимир Захарович Волков. Звучит просто, но достаточно изысканно. И одет я вполне прилично.

Я шел по улице и как-то по-новому смотрел на окружающий меня мир. Он стал мне ближе, роднее, что ли, и все люди, шедшие мне навстречу, были как бы моими родственниками или хорошими знакомыми. Я улыбался им, а они мне совсем не улыбались. Все хмурые и сосредоточенные, а одна девушка даже покрутила пальцем у виска. Ничего не сделаешь, Билбордия.

– Эй, – я повернулся и увидел девушку, которая подманивала меня пальцем, выглядывая из прохода во двор дома.

Как добропорядочный гражданин, я поспешил на зов девушки, думая, что ей нужна моя помощь. Но пройдя пять шагов по подворотне, я почувствовал сильный удар дубиной по голове и упал. Если бы я был просто гражданином Волковым, то я вряд ли выжил от такого удара. Били насмерть. На какое-то время я снова превратился в Велле Зеге Вульфа, но не предпринимал никаких действий, ожидая продолжения городского приключения со мной.

Приключение продолжилось в пинках по голове и по животу. Били кованными ботинками. Специально ковали, чтобы забивать насмерть. Такие ботинки носят ультрарадикалы. Что фашисты, что коммунисты, что религиозники – все одинаковы. Все тоталитарные партии и религии суть есть выразители интересов люмпен-пролетариата и маргинальных слоев населения. Поэтому все государственные органы заполонены маргиналами всех сортов. Думаешь, что в нормальном обществе этого человека вряд ли бы допустили работать чистильщиком обуви на улице, а здесь он то директор департамента, то и начальник областной охранки или краевого партийного абтайлунга или иерарх, и подчиненным для пожатия подает два пальца.

Убедившись в том, что я не подаю признаков жизни, молодые люди обшарили мои карманы и удалились, рассматривая диковинный бумажник с монограммой в виде перевернутой мухи. В бумажнике был только один неразменный червонец. Нет-нет, не золотая десятка с портретом последнего или предпоследнего билбордийского императора, а обыкновенная зеленая монета достоинством в десять бордов, на которую не шибко что много можно купить, но прожить можно.

Бумажник был отброшен в сторону, а вот за обладание новым десятибордом разгорелась нешуточная драка. Четыре парня бились за нее насмерть как за редчайшую драгоценность на земле, которая стоит миллионы долларов и которую с руками оторвут на рынке.

Кованые ботинки, только что работавшие вместе на моем теле, стали работать по отдельности, увеча бывших друзей. Упавшего добивали вместе, а потом снова бросались друг на друга. Наконец, десятиборд оказался в руке порядочно избитого, но обессиленного парня. Он сидел, привалившись к стенке, и блаженно улыбался, глядя на зеленую монету. Грош ей цена, как и грош цена была их жизни. Жили как волки, так и подыхают как волки в чащобе миллионного города, никому не нужные и никто не придет к ним на помощь, потому что люди спешно проходили мимо подворотни, видя, что там кто-то дерется.