Юрий Тупикин - Вольные повести и рассказы

– Ты любишь Россию, Боже?

– Если бы я любил одну Россию, другие регионы Земли, планеты и шире, обиделись бы на меня. Но о вас. Российская платформа, особенно Сибирь, служит твердью Земли. Здесь одна из ставок Вселенной, где я позволяю себе иногда отдохнуть. Сейчас я в отпуске… Ха-ха-а! – смеётся Бог Род.

– Какая самая страшная смерть угрожает России?

– Та же, что великанам и динозаврам. Секс. Самая страшная чума лжелюбви.

– Боже, мы сидим с тобой, как ровесники. И оба русые… Ты случайно не русский?… – смеются оба.

– Много чего сменилось в мирах. Мне уже миллионы лет. Скинув лет на несколько корней в квадрате, иногда расслабляюсь. Все боги так делают. Иначе нас разорвёт непрерывный поток поступающих данных от свежих духов. Иногда мы общаемся с людьми, чтобы знать их чаяния и нужды. Как, например, сейчас. Но для прессы, надеюсь, ты опубликуешь моё интервью, я беседую впервые. Что касается русских, то это самая родовитая цивилизация. От них весь гуманитарный прогресс и целомудрие. Конечно, сам я могу принять любой облик, китайца, еврея, девушки, но кем я родился, уже не помню… Ведь я был один…

– Мы одни на Земле?

– На всех планетах и звёздах тоже есть жизнь, часто иная. И на поверхностях, и внутри них…

– Вот это новость! А вот ещё, что не даёт мне спать. В чём наше элементарное заблуждение?

– Их, ваших заблуждений, очень много. Назову одну. Реинкарнация, о которой у вас много написано, это не то. Это всего лишь взаимозамещение души духом и духа душой, о чём мы уже говорили. Тело в реинкарнации не участвует. Тело, покинутое духом, есть материальное вещество, идущее, к сожалению, на обогащение грунта.

– О духовном земном могу спросить? – задал уже какой по счёту вопрос поэт Родион. Увидев кивок Рода, он изложил «земное».

– Боже, у нас есть два великих литератора, один писатель, другой поэт. Писатель создал больше десятка интересных книг, он же редактор своей газеты; поэт насочинял такую общую толстую книгу, которая толще его живота в два раза… А что-то им не дают Нобелевской премии? Что скажешь? – чуть не по-свойски спросил Родион.

– Я знаю, о ком ты спросил. Коль не хочешь называть их имена, из деликатности и я не стану. Но отвечу за обоих. Писатель действительно интересный. Но односторонний. Его потрясла судьба афганского героя Наджибуллы, наделавшего много ошибок в своей революции. В частности, он перегнул в отношениях со своими муллами. Повешен. Ваш писатель, знавший его лично, после этого занял крайне консервативную прохристианскую позицию. Его почти всегда можно увидеть рядом с крестом. Будто он не знает, что этим крестом-мечом уничтожали русский и другие народы. Он трепещет от одного слова «язычник» не потому, что сам боится его, а как бы кто не услышал, что ему приятно это слово. Ему в конце жизни можно служить иереем в столичной церкви или самим патриархом… В литературе глубоко не копнул. Стремится к описаниям красоты технического прогресса. Берёт из истории только неопасные стороны. Поэт, который перебегал в жизни с одной стороны баррикады на другую, живёт в России наездами. Он интересен своими образами-словами. Социально-эпических образов не создал. Это учитывает жюри международной премии. Мы здесь не вмешиваемся. Ты согласен?

– Да! – как утвердил поэт рассказ Бога. – Прости меня Боже Роде, в моей голове вертится провокационный вопрос. можно сказать? Имей в виду, вопрос очень хитрый…

– Говори и хитри, я всё тебе разрешаю, чтобы ты смог передать людям мои объяснения.

– Ну ладно, – потёр руки поэт, как перед некой схваткой. – Мы тебя славим, как созидателя слова, как автора слова, открывшего Мир. Но тогда ты должен уметь говорить стихами.

Люди ахнули: додумался, паршивец.

– Если можешь, тогда сочини что-нибудь, ведь в твоей голове запас слов всего мира!

– Додумался, да? И что же я, по-твоему, должен сочинить такого. Чтобы осталось в памяти? – вопрос адресован своему собеседнику.

– Коли мы оба русые, – начал поэт, – пропесочь в стихах мой народ с какой-нибудь его слабой стороны, чтобы знал, как ему следует жить дальше. Можешь?

– Минуту на размышление хоть дашь? Или сразу?…

– Минута пошла… – разрешил поэт.

БОГ: