Самит Алиев - Жизнь человечкина

Фляжками обменялись, пленных обменяли, что дальше делать, усы да ногти грызть? С одной стороны – присяга, страна, солдаты да погоны, тебе подчиненные, а с другой стороны, вот дилемма – страшнее не придумаешь… С поры детства Аллахверди плакал всего один раз, 23 июля, когда был сдан Агдам, именно сдан. Армянская армия вошла в него всего с одним танком, ожидая страшного городского боя, где каждый дом – крепость, каждый переулок – засада, а пятиэтажка – врата адовы. Но нет, армия была выведена. Выведена по причинам, известным только в Баку, а раньше всех из Агдама сбежал тот самый, кто был назначен город защищать и оборонять… А потом началась чистка, грандиозная чистка армии от непокорных командиров и не лояльных новой власти элементов. Займет рота полупустую деревню – ей приказ «отходить». Как? Почему? Мы уже тут, эта деревушка позволит контролировать квадрат… Из Баку сказали, приказ не нами писан, но нам передан. Назад… В день 23 июля, в день сдачи цветущего карабахского города, славного своим портвейном на всю Евразию, Джахангир Будагов, капитан азербайджанской армии, пустил себе пулю в лоб, понимая, что это, именно это и есть начало конца. Кто-то может жить с позором, а для кого-то это тяжесть неподъемная и несносимая. А с Аллахверди приключилась темная история. Его машина подорвалась на мине 24 сентября 1993 года, подорвалась после того, как по дороге прошла колонна бронетехники. Неизвестно, как оно так получилось и как так бывает, может, это и не мина вовсе была… На следующий день на пост пришел человек в погонах. В армянских погонах. Развел руками, показывая, что ни оружия у него с собой, ни фотоаппарата, ни рации, только фляжка да кусок хлеба.

– Валера я… пропустите на могилу к Аллахверди… на час, не больше…

Об их дружбе знали многие, но чтоб вот так, ночью, без оружия, помялись, подумали, да и махнули рукой, проходи, мол… Валера просидел на могиле около часа, сперва молча, потом закрыл голову руками, плакал беззвучно, плакал, раскачиваясь. Выпил всю флягу, так и не закусил. Положил кусок хлеба на камень повыше, потому что негоже Божий дар и благословение на землю бросать, не в обычае это на Кавказе, потом утер лицо рукавом и вернулся обратно, к солдатам: тут я, мол, как и обещал, а теперь дело ваше и совесть тоже ваша, плен так плен. «Ты мужчина, и мы мужчины – иди к своим обратно… Иди, Валера, иди».

Ровно три дня на этом участке фронта было тихо, не стреляли даже из автоматов. Только трели кузнечиков да шелест листвы, ну и чирканье спичек, как водится. В знак уважения к памяти друга, Валера запретил своим открывать огонь, ну и здесь тоже честь понимают, вот и молчали стороны ровно три дня. Целых три дня… Валера свое дело сделал. Наверное, потому, что уверен был: ляг карты по-другому, Аллахверди сделал бы для него то же самое, не больше и не меньше. Спустя два месяца войска оставят свою территорию, вместе с могилой Аллахверди…

Начнется новое время, и мертвым героям просто-напросто не будет места в людской памяти. Чего их помнить-то, если и на могилу сходить некуда. А Валера потеряет ногу и после войны, а лучше сказать, после подписания соглашения о прекращении огня, поселится в деревне под Агдамом, на оккупированной территории, но на своей все же земле. Говорят, до сих пор на могиле Аллахверди лежат свежие цветы. Обычные, полевые, с острым и пряным запахом. А по вечерам там иногда видят человека на одной ноге. С той самой фляжкой и куском хлеба, который негоже на землю бросать…

Мира вам, люди, мира, запаха свежевымытой зелени на столе, теплого хлеба в доме и детского смеха на улице. Да, и еще – хорошей вам памяти, ничего и никогда не забывайте, ибо позабыв – позабытыми будете, а стерев – стертыми станете.

Я такой же, как вы. Простой парень с вашей улицы.

Я учился с вами в одной школе, я слушал «ДДТ» и «Кино», я распивал кислое вино в заплеванных парадных, меня точно так же когда-то забрали в армию, я точно так же любил и был любимым, я читал те же книги и до перестройки смотрел на те же портреты. Все так же, как у вас. С возрастом во мне все больше веры и все меньше доверия. Я не гламурен, часто небрит, у меня есть кот и мечта. А еще у меня есть моя маленькая страна – ободранная, битая, с одиннадцатью климатическими поясами из двенадцати возможных.

Город в Армении, в 40 км к северу от Еревана.

Мацун – кисломолочный напиток наподобие йогурта.