Сергей Семипядный: Украл – поделись

– Или я слышу мгновенное «да»… – Люба сделала паузу, в течение которой Ирина успела задиристо вскинуть голову и вставить своё «или» с вопросительным знаком после второго «и». – Или я тебе сейчас сделаю любую из причёсок типа «Привет», «Отлёт» или «Отбой». Вот этими голыми руками. И ты забудешь все падежи, кроме рыдательного, стерва!

– Пошла вон, скотина! – бросила Ирина презрительно и повернулась, чтобы гордо удалиться.

Однако она и шагу ступить не успела, как была схвачена Любой за волосы и брошена лицом в тарелку с недоеденным морковным салатом, по-восточному острым. Описать всё последующее и междометий не хватит. Можно лишь констатировать, что особенно тяжело пришлось именно Ирине. Когда она, чудом вырвавшись из когтей (ногтей) Любы, бросилась по лестнице вверх, то была поймана за ногу и возвращена обратно. Ирина пыталась укрыться под столом, однако и оттуда была извлечена с той же бесцеремонностью.

И ей ничего не оставалось, как самой пустить в ход руки с ногтями и ноги с каблуками. Хотя, конечно, по единодушному мнению наблюдателей, перехватить у Любы инициативу ей так и не удалось. В результате, и получила она чего-то (синяков, шишек, царапин, например) и потеряла (волос, например) больше, чем агрессор Люба.

Явившийся в зал Виктор (ковровое побоище было в самом разгаре) отпихнул пребывающих в состоянии некоего ступора официанта и женщину в бордовом и бросился растаскивать дерущихся женщин. И это ему удалось.

Спустя три минуты бой уже был прекращён, и лишь редкие удары разгорячённых бойцов, периодически делавших попытки продолжить разборки (Виктору и присоединившимся к нему официанту, даме в бордовом и двум мужчинам с улицы не просто было удержать двух относительно молодых и сильных женщин), достигали цели.

Пока стрелка настенных часов не коснулась определённого мгновения утекающей жизни, Литиков лежал на диване и грустил. Он ни о чём конкретном не думал, упирался в голубой циферблат замыленным утомлением взором и потихоньку замерзал от одиночества.

Но неожиданно и для себя самого вскочил на ноги и бросился к окну. Рама с двойными стёклами. Стеклопакеты так называемые. А за окном солнышко светит, искрится снежок и дремлют тополя. В возбуждении Литиков ухватился за рукоятки рамы, повернул их кверху и распахнул окно. Свежий воздух ворвался в комнату. Вперёд! Надо ставить высокие цели, а затем добиваться их. Упорно, целеустремлённо, самоотверженно, не взирая…

Пришедший спустя пять минут Бабухин застал Литикова сидящим с ногами на диване и дрожащим от холода.

– Ты чего окно расхлебенил? Не май месяц. – Бабухин прошёл к окну и закрыл его.

– Проветривал, – ответил Литиков и вздохнул. С облегчением, как будто.

Хватит страстей. Уют ему нужен. Что-нибудь мягкое, тёплое и заботливое. Накануне и в преддверии грядущей старости. Жизнь – копейка. Жизнь – дар Божий. Выбор достаточно прост. Надо только осознать, что ты выбрал. Вроде как второе. А фактически?

Напротив Литикова остановился Бабухин. Покачивается с пяток на носки.

– Это, между прочим, очень кстати.

– Что? – поднял голову Литиков и потёр покрасневший нос.

– Что проветриться тебе захотелось.

– А в чём дело? – насторожился Литиков.

– Сходи, Мишка, погуляй с часик-два, – попросил Бабухин. – У меня рандеву.

– Щас! Все дела бросил, встал с дивана и пошёл! – возмутился Литиков. – Я уже проветрился, кстати говоря.

– В кино сходи.

– В кино! – вскричал Литиков и скривился. Потом спросил: – Кто? Татьяна?

– Да.

Литиков нехотя переместил ноги на пол, сказал со вздохом:

– Что ж, уйду.

– Вот и ладушки.

Литиков стал собираться, а Бабухин ушёл на кухню. Уже одетый, Литиков вспомнил о пакете в руках Бабухина и спросил, выкрикивая слова в сторону кухни:

– Ты там купил чего-то?

– Да. Соку, – ответил Бабухин.

– Соку?

– Да, сок купил и мартини.

– И не предлагаешь?

– Нет. Ты извини.

– Понятно. А чего я ждал? – Литиков, помрачнев, опустил голову. Надо идти. Осталось надеть ботинки и захлопнуть за собою дверь. – Ну что ж, не откажи, как говорится, засвидетельствовать моё почтение.

– Чего? – переспросил Бабухин.

– Моё почтение! Татьяне! – крикнул Литиков. – Засвидетельствуй!

Спустя совсем малое время Литиков очутился уже… под кроватью. Как это получилось, он и сам толком не уразумел. Следовало бы вылезти да смотаться из квартиры, но что-то удерживало его. Не только то, что представлялось неудобным оказаться застигнутым в момент, когда он будет выбираться из-под кровати (он ведь уже крикнул «пока!» и захлопнул дверь, за собой якобы). Было что-то ещё. А к этому «ещё», возможно, и другое какое-нибудь «ещё».