Ирина Муравьева: На краю

(Карандашом, на табачной пачке.)

…А ну прекрати, Рахметова! Ишь, развела истерику! Не выведут кобеля твоего, не жди! Его вчера еле откачали! Вскрылся, м…к! Что ты, сучка, мне деньги свои суешь! Как я тебе его доставлю? На закорках, что ль, принесу? Он весь в крови лежит, говорю тебе: еле очухался!

(Из разговора рыжего с Любой перед ужином.)

Вася! Василий! Посмотри на меня! Господи, да что ж они не обмыли-то тебя! Весь в крови! Васенька! Любимый ты мой, родненький! Это же я, Люба! Упросила я его, Вася, на минуточку, пересменок у них.

Можешь ты с полу хоть встать? Вот так… Вот так, родненький. Что ж они не обмыли-то, как не люди! Ну, просунь голову в кормушку! Вот так… Горишь весь! Жар у тебя, Васенька, температура! Хоть бы они тебе анальгину дали! Я попрошу, я тебе достану, Вася! Ну, так, ну, вот так, дай поправлю волосы, запеклось все. Ну, вот, ну, вот так.

Да не бойся ты! Я не плачу, не плачу. Это я от радости, что тебя вижу, я от счастья. Сейчас меня уведут ведь! Как же ты такое над собой сделал, Вася? Одну меня задумал бросить? А я без тебя дня, Василий, жить не останусь, ни денечка…

(Из разговора Любы Рахметовой с Василием Хлебушкиным. 13 часов 30 минут по московскому времени.)

Ох и дурная ты баба, Любовь! Я такой бабы дурной не видела!

Будя реветь-то! Давай я тебе, Люба, песню спою: «Шумел камы-ы-ыш, де-е-еревья-а гнулись, а ночкя-а-а те-о-омна-а-я-а была-а-а! Одна возлю-у-ублен-на-а-я-а пара всю ночь гу-у-уля-ала-а да-а-а утра!»

Говорю тебе: будя реветь! Его не сегодня завтра к стенке поставят, Васю твово! Выдумала, дура, любовь, как в кинофильме! А он жену прирезал, хахаля ее! Двоих за один вечер! А ты, дура, рыдаешь тут, спать мне не даешь! Влюбилася она! Мозгами-то пораскинь! В зону переведут, там заживем! Там и влюбляйся! А то нашла себе мертвеца! Будя реветь-то, Люба!

(Из разговора Любови Рахметовой с сокамерницей Екатериной Девочкиной.)

Васенька! Ты жив там, Вася? Меня в лазарет ведут! И я вскрылась, Вася! Чтобы на тебя взглянуть. Взяла да и вскрылась! Словечко тебе сказать хотела! Знала, что мимо тебя пойду! Дайте хоть постою с ним рядом, мальчик миленький! Ну не гоните! Может, вы тоже кого полюбите, вот нас вспомните! Вася-а-а!

(Из разговора Любы с Василием Хлебушкиным, прерванного вмешательством конвоя. Коридор Владимирской тюрьмы. 10 часов 00 минут по московскому времени.)

Больная баба-то! Вскрылась, чтобы на м…а своего посмотреть! Бритву в полу упрятала! Ну что будешь делать? Я своей рассказал, думал, смеяться будет! «Вот, говорю, как у нас, за решеткой, любят! Учись, говорю!»

А она – в слезы, полночи мне в плечо прорыдала! Жалко, говорит, очень эту женщину. Чего «жалко»? Не уследишь ведь за ней, за придуркой! А отвечать кому? Нам с тобой отвечать!

(Из разговора рыжего с напарником Степаном Алексеевым.)

«Дорогая, любимая моя женщина! Это мое письмо тебе последнее. Только бы его тебе передали. А то мы с тобой так и расстанемся, и ты ничего про меня не узнаешь. А у меня, Люба, духу не хватало правду тебе рассказать, страшно было, что ты меня разлюбишь. И себя проклинать станешь, что такого зверя, как я, полюбила, письма ему писала, слова добрые говорила. Ты меня извини, что я сразу не сознался. Очень потерять тебя не хотел. Да и надежда у меня была. Как будто судьбу перехитрить можно. Вижу теперь, что нельзя, дурак был, ошибался.

Любочка моя, чаечка моя чернокрылая! Никогда у меня такой женщины прекрасной не было, никто на тебя, Люба, не похож! И мне без разницы, что мы с тобой ни разу ничего такого не делали, потому что теперь я понимаю, что когда женщину любишь, то все с ней хорошо будет, можно без проверки. Значит, с этой женщиной тебе счастье выпало. С этой, а не с другой. Мне теперь это очень ясно. Я бы, Любовь, на тебе завтра женился, и дети бы у нас были, и все, как мы захотели. Капли бы не взял в рот. Тебя бы на руках носил. Не судьба. А почему я тебе говорю, что письмо это последнее? Потому что смерть рядом стоит. К вышке меня готовят.

Вот оно как, Люба. Числа они мне не говорят, а чувствую: скоро. Каждый день жду. Вскрылся, потому что убежать хотел от этого. Пусть, думаю, лучше сам себя убью, по своей воле. И тебе признаваться не хотел. Так бы ты хоть про меня не знала ничего, может, и думала бы обо мне получше, чем есть.

Люба, это мой самый последний с тобой разговор, самая моя заветная правда, так что не сомневайся, ни в одном слове тебя сейчас не обманываю.