Мария Метлицкая - Цветы нашей жизни

Однажды Юрий, в очередной раз услышав, как она жалуется своей матери по телефону (обычно Марго делала это демонстративно громко, чтобы муж слышал и испытывал чувство вины), буквально ворвался в комнату и, закрыв дверь, чтобы не слышали дети, прошипел:

– А ты не следи! Не следи, понимаешь! Оставь их в покое, перестань тюкать! Они нормальные дети! Нор-маль-ны-е! Хватит из них делать «мальчиков из приличной семьи»!

– А ты что, хочешь, чтобы они росли как трава? Во дворе? Как ты? Это у твоей матери на тебя времени никогда не было! Работала она, видите ли! Пятилетку в три года выполняла! Поэтому ты и стал таким… таким… – Она пыталась подыскать слово и не могла.

– Я человеком стал. Если тебя что-то не устраивает – твои проблемы! И мать мою оставь в покое! – Юрий понял, что разговора о детях не выйдет, что сейчас начнется ссора – тягостная и отвратительная. Будучи человеком неконфликтным, он разговор свернул – просто вышел из комнаты и в который раз с тоской осознал, что развод, видимо, неминуем. Надо решаться. Они никогда не будут друг друга уважать, никогда не смогут договориться. Так зачем же продолжать это мучение?

Конечно, если семья распадается, виноваты оба. И я нисколько не пытаюсь очернить Марго и оправдать Юрия. Да вообще речь о другом. О детях.

Дети с уходом отца затосковали всерьез. Особенно старший. Вадик был к Юрию очень привязан, подражал ему во всем. Он просто сходил с ума от того, что отец больше с ними не живет. А уж когда мать в порыве очередного приступа бешенства рассказала, что у Даши есть ребенок, приблизительно его ровесник, и что теперь папа будет играть, гулять, ходить в кино и клеить модельки с ним, а не с собственными детьми, вообще впал в депрессию – глаза все время были на мокром месте, он стал вялым, безразличным ко всему. Марго пробовала его растормошить, даже купила модель самолетика, но добилась обратного эффекта. Вадик выбросил коробку с моделью в мусор и зло зарыдал. К нему присоединился Игорек. Марго, которая и так была на взводе, сначала пыталась как-то успокоить детей, потом стала на них кричать, требовать чтобы они «немедленно прекратили этот кошмар», иначе «она за себя не отвечает», а потом и сама разрыдалась, сквозь слезы выкрикивая проклятия в адрес бывшего мужа, награждая его эпитетами, совсем неподходящими для детских ушей.

Она не могла справиться с эмоциями, а эмоций был целый клубок. Во-первых, уязвленное женское самолюбие: ей предпочли другую женщину; во‑вторых, она боялась, что материально станет жить труднее. И хотя Юрий исправно приносил деньги, Марго всем рассказывала, что он оставил ее с детьми «буквально без копейки». Мысль о том, что можно пойти поработать, ее ужасала: что, вот так – утром рано проснуться и бежать сломя голову «пахать на чужого дядю»? Ну уж нет!

И она стала шантажировать бывшего мужа. Не звала к телефону детей, когда он звонил, не открывала дверь, когда он приезжал, требуя денег. Несколько раз якобы случайно путала день, когда Юрий должен был приехать, и дети стояли у двери в ожидании отца, который и не подозревал о том, что происходит. Зато у Марго появлялся повод злобно сказать: «Забыл о вас ваш папочка». Со стороны это выглядело чудовищно: по сути, она продавала собственных сыновей. Но Марго смотрела на ситуацию иначе: она была уверена, что действует «во благо детей», что их отец «чудовище» и «должен понести наказание». Она не понимала, что, настраивая детей против их отца, расшатывает их психику. Заставляет их думать, что они не нужны Юрию, лишает их чувства защищенности.

Юрий действительно страдал: ну не судиться же с бывшей женой! Он пробовал договориться с ней по-хорошему, но это было невозможно – к телефону она не подходила, если же удавалось дозвониться с чужих мобильных, то говорила гадости, рыдала и швыряла трубку. Юрий пробовал разговаривать с тещей – та вела себя поспокойнее: слезами не заливалась, но тоже говорила гадости и обсуждать проблему не желала, разговора не получалось.

Мать Юрия очень скучала по внукам, звонила бывшей невестке, предлагала забирать Вадика и Игорька из школы, помогать с уроками, но Марго и слышать ее не желала – просто швыряла трубку.

И Юрий обратился в суд. Теперь у Марго не было другого выхода, кроме как исполнять предписание мирового судьи: не препятствовать общению детей с отцом определенное количество часов в месяц. Но общение это, особенно на первых порах, было донельзя тягостным. Вадим и Игорь выходили к отцу с таким видом, будто их в кандалах отправляют по этапу в острог. Никакого смеха, никаких шуток и душевных разговоров. Еще бы – мать изо дня в день внушала им, что отец их бросил, больше не любит, что он теперь все время проводит с чужой женщиной и ее ребенком, а о них скоро забудет. А что так добивается встреч с ними – так это чтобы насолить ей, бывшей жене. Мать ее не отставала, тоже не упуская случая внушить внукам, какой мерзавец и подлец их отец. В общем, «информационная война» велась по полной программе, и цель этой войны была достигнута.