Александр Штейнберг - Династия филантропов. Мозес и Уолтер Анненберг

Учась в элитном Гарварде, Роджер был в числе самых неуспевающих студентов. У него была единственная страсть – музыка. Он был, буквально, одержим ею, был неплохим пианистом, играя по шесть часов в день на рояле. Роджер в течение нескольких лет был под наблюдением психоаналитика. В этом была настоятельная необходимость – несколько раз он предпринимал попытки суицида.

Уолтер и Ли страшно переживали все происходящее с сыном, они были в постоянном контакте с врачами, получали еженедельно подробнейшие отчеты о состоянии здоровья Роджера. Постепенно все, казалось бы, стабилизировалось – 22-летний Роджер находился в специальном санатории – пансионате в Пенсильвании, под постоянным наблюдением лучших врачей-психотерапевтов.

«Мне здесь очень хорошо, – писал Роджер, – мне предложили выступить с сольным концертом, я к нему готовлюсь». Уолтер и Ли, будучи уверенными, что все находится под контролем, отправились на отдых в Европу. Когда 7 августа 1961 года они вернулись, в Филадельфию у трапа самолета их встретил представитель администрации аэропорта, попросив пройти в офис. Там им сообщили страшную весть: утром этого же дня Роджер, приняв смертельную дозу снотворного, покончил с собой.

Уолтер не смог совладать с собой – страшная боль в сердце пронзила его, у него случился сердечный приступ. Ли тоже была не в лучшем состоянии. Возникла масса вопросов: как нечто подобное могло случиться в одной из лучших клиник, где, как было сказано, пациенты находились под постоянным наблюдением? На этот вопрос Анненберги никогда не получили ответа.

Эта боль никогда не покидала Уолтера. Роджер был его единственным сыном, единственной надеждой. Он был для него тем, чем он сам был для его отца Мозеса. Безусловно, Уолтер любил дочь Уоллис, но он знал, что она никогда не сможет стать его преемником. Уоллис ко времени смерти брата была замужем, родила ребенка.

Впоследствии у нее будет еще трое детей, она разойдется с мужем, это повлечет за собой эмоциональные срывы, проблемы, связанные с алкоголем и наркотиками.

Судьба, казалось, преследовала Анненбергов, нанося один удар за другим. Одним из самых сильных была смерть Сэди – матери Уолтера. 57-летний газетный магнат, один из богатейших людей Америки, почувствовал себя осиротевшим. Он всегда был для нее самым любимым из детей, до последних дней она называла его «Boy», гордясь им, бесконечно его любя. Сэди была настоящим филантропом – она анонимно помогала многим еврейским общественным организациям, отдельным людям, стараясь не афишировать своего имени. «Сэди была настоящей еврейской святой матерью», – говорил безутешный Уолтер.

Спустя семь месяцев после смерти Сэди, еще один шок потряс семью. Нью-йоркские газеты запестрели крупными заголовками: «В машине Анненберга обнаружен труп девушки из высшего общества», дальше – еще острее: «Окоченевший труп девушки найден в багажнике богатого наследника Анненберга». Это – заголовки из таблоидов. Но даже уважаемая New York Times на первой странице поместила судебный отчет: «Наследник империи Анненбергов дает показания в суде».

Оказалось, что Роберт, сын одной из сестер Уолтера Эвелин, был задержан полицией в три часа утра. Внимание полицейских привлекло то, что за рулем роскошной машины сидел небритый молодой человек в грязных джинсах и измазанной грязью футболке. Когда его попросили предъявить права, из его портмоне выпало несколько пакетиков с героином. При обыске в багажнике нашли труп 19-летней Селесты Гриншоу, дочери мультимиллионера, с которой Роберт встречался некоторое время. Оба были наркоманами, у них часто возникали бурные ссоры, сопровождаемые драками.

Так было и в тот, закончившийся столь трагично, вечер. Селеста погибла от передозировки. Согласно признанию Роберта, он просто «вкачал» в нее смертельную дозу героина. Случившееся потрясло клан Анненбергов. Мать Роберта Эвелин занималась широкой благотворительностью, ее лозунгом были слова: «Не жалей ничего для блага других», она основала фонд для помощи детей больных раком, была волонтером в детском госпитале, куда приходила несколько раз в неделю как на службу. Роберт был единственным наследником огромного состояния, каартинной галереи, в которой были полотна Пикассо, Модильяни, Леже.

Только ленивый не писал тогда о произошедшем. Уолтер Анненберг понимал, что пресса и телевидение должны выполнять свою работу, их не останавливали громкие имена.

Лишь одно его страшно ранило: «Почему нужно было опять возвращаться к истории Мозеса Анненберга, раскапывать его прошлое, освещая лишь пребывание в тюрьме?» Но… контролировать прессу невозможно, это Уолтер знал лучше других.