Александр Штейнберг - От Лас-Вегаса до Нассау

– Помилуйте, Самуил Иосифович. Она же очень больна. Вон у нее ноги еле ходят.

– Ноги не ходят? Вы бы увидели, что она начинает выделывать этими ногами, когда появляется какой-нибудь знакомый мужик. Она готова танцевать лезгинку. Я боюсь, у нее бешенство матки.

– Не бойтесь, Самуил Иосифович. Мне кажется, она вас нежно любит.

Он тяжело вздыхает и углубляется в изучение «Венеры» Джорджоне и «Данаи» Рембрандта.

– Сема! Где тебя черти носят?

Заслышав трубные звуки Раиного голоса, Самуил Иосифович быстро закрывает книгу, ставит ее на место и бочком протискивается в дверь.

Но самые большие перемены пришли несколько позже. Все началось со странного звонка. Приятный женский голос попросил к телефону Параджанова.

– Какого Параджанова?

– Сергея Иосифовича.

– Вы ошиблись номером. Скажу больше – вы не случайно ошиблись номером, так как телефон Сергея Параджанова я знаю, и он совершенно не похож на мой.

– Тогда скажите, пожалуйста, если это не секрет, откуда вы его знаете?

Так, слово за слово, завязался разговор. Мне удалось выяснить, что мою собеседницу зовут Елена, что работает она в Гостелерадио, что работа ее связана с музыкой. Своего телефона она мне не оставила, сказала, что как-нибудь сама позвонит. Моих связей в этом мире оказалось достаточно, чтобы выяснить ее телефон, и на следующий день я уже ей звонил. Свидание было мне предложено в концерте. Я отказался наотрез. Во-первых, программа была скучной, и, во-вторых, что это за свидание в филармонии. Моя собеседница оказалась на редкость покладистой. Она согласилась сбежать после первого отделения, а потом, слегка подумав, вообще решила послушать только начало концерта и сбежать. Встретились мы как старые друзья, несмотря на то, что виделись в первый раз, и издали узнали друг друга. Леночка была одета в элегантное вечернее платье. То ли она действительно была на концерте, то ли хотела меня ошеломить, но эффект был достигнут. Гулять по городским улицам в таком наряде мне казалось не совсем удобно. В связи с этим я предложил на выбор три варианта: пойти ко мне, пойти к моим приятелям, пойти в ресторан. Пойти ко мне при первой встрече дама посчитала не очень приличным, идти в какую-либо компанию, не познакомившись как следует, тоже не хотелось. В общем, я понял из ее рассуждений, что остается ресторан. И мы пошли в «Киев».

Ресторанный зал в старой гостинице «Киев» располагался в то время на первом этаже.

Я обедал там довольно часто после нашего отлучения от кормушки КГБ, так что с персоналом был знаком. К нашему столику подошла Мая, что меня немного удивило, так как она была уже мэтром, то есть в ранге командующего среди официанток.

– Саша, что будем кушать? – спросила она фамильярно, вызвав немалое удивленией моей спутницы.

– Спросим у дамы, – ответил я. – Чего бы вам хотелось? – поинтересовался я галантно.

– Что-нибудь легкое.

– Что значит «легкое»? – удивилась Мая.

– Ну, там сыру, легкого вина.

Увидев блеск в глазах моей дамы, вызванный ароматами местной кухни и соблазнами меню, я перехватил инициативу.

– Это она шутит, Мая. Пиши – салаты, язык, буженина, рыбка какая-нибудь и отбивные. Водки грамм триста.

– Я принесу 500 и боржоми.

– Как ты угадала?

– Не первый день хожу в переднике. Я сразу вижу по закуске.

Дама смотрела удивленно, но не возражала. Холодная водка шла удивительно легко, как песня, закуски тоже оказались кстати. Беседа затянулась за полночь. После ресторана мы шли по Владимирской, мимо моего дома. Я предложил зайти угоститься отличным вином, которое у меня было. Отказа не последовало. Мы пили сухое вино и ели фрукты. Наши беседы периодически прерывали гвардейские демарши мадам Петросян, дефилирующей по коридору, которая в эту ночь активно демонстрировала свой строевой шаг. Она, очевидно, имела на меня какие-то виды, и весьма нервничала, когда меня посещали дамы. Особенно ее раздражал дамский смех и другие проявления веселья.

На следующий день Леночка мне сообщила по телефону, что в редакции были удивлены, когда она пришла на работу в вечернем платье.

Через две недели кончилось мое холостяцкое житье-бытье. Мы подали документы и сыграли скромную свадьбу. С тех пор моя жизнь резко изменилась – в нее активно вошла Леночка, моя боевая преданная подруга и чудесная творческая муза. Кроме того, я обзавелся еще одной родственницей. Моя теща – пожилая интеллигентная дама, большую часть жизни проработала директором школы и тем не менее умудрилась сохранить восторженность, комсомольский задор и бесконечную веру в человеческие добродетели. Выйдя на пенсию, она стала работать одновременно в райисполкоме, возглавлять комиссию по малолетним правонарушителям и преподавать в интернате. Контингент ее воспитанников был крайне ненадежным, тем не менее она твердо верила в их светлое будущее. Ее юные клиенты в райисполкоме крали у нее из кабинета все, что только могли, а однажды даже умудрились увести ковер, купленный по большому блату. Она им прощала все. Елизавета Петровна привозила к нам на дачу малолетних проституток в надежде, что на лоне природы, вдохновленные красотами Боярского леса, они исправятся и начнут новую жизнь. Через три дня они сбегали, чтобы вернуться к любимой профессии. После очередной облавы подпольных веселых домов их приводили к ней опять. Она их прощала и опять привозила на дачу.