Александр Штейнберг - Рапсодия в стиле блюз

– Да нет, я не об этом, – прошептал он, помолчав и оглянувшись. – Вот тут широкие окна, а тут квадратные колонны. Зачем тебе это? Зачем тебе неприятности?

– Какие неприятности? Мне просто кажется, что так здание выглядит выразительнее. А вы так не считаете?

– Да нет, я может быть тоже так считаю, но пойми, еще не настало время. Сейчас реконструктивный период. Нужно все делать спокойнее, привычнее. Так что попробуй еще немного. У нас еще время есть. Может быть, за этот месяц все и прояснится. Попробуй, попробуй и обязательно покажи отцу. Пусть он тоже помозгует и какой-нибудь вариант одобрит. Тогда и нам с тобой будет легче – ведь он заведует кафедрой. И подумай насчет индустриальных конструкций.

– Да какие же могут быть индустриальные конструкции в здании музея, кроме перекрытий? Да и площадка специфическая – угловое решение со срезанным углом.

– А ты подумай. Поговори с Юровским, с Вениамином Моисеевичем. Он на кафедре Плехова, а Николай Дмитриевич ректор – он ближе к начальству, ему виднее. А так сгоряча проектировать не стоит. Мало ли что может быть…

Шел 1955 год – год кошмарного постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР, смешавшего с грязью всех советских архитекторов. Больше я у Отца Александра не консультировался. Кстати, оценка проектов прошла успешно но тихо. Следующий проект нам для передышки дали «Интерьер общественного здания». Мы, конечно, выбрали залы музея из предыдущего проекта. Володя и Виктор делали Зал Славы, я и Батя делали траурный зал. Я в это время научился довольно лихо рисовать акварелью мрамор и гранит.

Отец отбыл в Москву на очередное разгромное совещание по архитектуре. Сестра Ирина была в Днепропетровске. Мы с Толиком работали у меня дома. Вся комната была завалена красно-черными эскизами. Когда отец вернулся, он пришел в ужас:

– Что это вы за крематорий тут устроили?

Ситуация с архитектурой ни в коей мере не прояснилась, но дальше тянуть с нашими организационными идеями Блюза было некуда.

В восемь часов вечера позвонил лаборант кафедры архитектурного проектирования. Михаил Наумович был старейшим сотрудником кафедры. Он собирал в большие папки оконченные, оцененные и срезанные с подрамников работы, выдавал подрамники и бумагу студентам для новых работ, был хозяином дефицитного эпидиаскопа и вообще был на особом положении, так как ведал всем хозяйством кафедры. Его речь отличалась крайней изысканностью и вежливостью.

– Добрый вечер, Яков Аронович. Извините, Б-га ради, меня за мою назойливость, что тревожу вас в столь неурочное время и отрываю от отдыха и семейных дел, но, к сожалению, я тут ничего не могу поделать. («что-то уж слишком витиевато изьясняется наш старикан, – подумал он, – это не предвещает ничего хорошего»). Меня просили передать вам, что вы обязательно должны быть завтра в два часа на открытом партсобрании.

– Кто это вас просил?

– Да понимаете, сегодня на кафедру пришли парторг института с этим, с кафедры марксизма, у которого странная фамилия, на окончание похожа.

– С Ятелем?

– Да, да, с ним. Вы же знаете, какие они беспардонные. Они захотели посмотреть последние проекты общественных зданий на пятом курсе.

– Я же просил, без меня ничего никому не показывать.

– Помилуйте, я это правило строго соблюдаю. Я ничего им не дал. Но на кафедре был Василий Моисеевич. Он им показал три проекта, получившие пятерки: пансионат, речной вокзал и дом культуры.

– Ну и что они говорили?

– Они никак не комментировали. Только спросили у него: «Что это за стиль?»

– И что он им ответил?

– Он им сказал, что это настоящий социалистический реализм, за что им и поставили отличные оценки.

– Молодец.

– А потом, когда они ушли, он при всех сказал (вы же знаете, что он человек не очень сдержанный), онсказал: «Опять разбирать будут и вешать ярлыки. Пошли они к черту, только работать мешают. Они же все равно ничего в этом не смыслят. Жлобы!» – извините за выражение. Он высказался еще более откровенно, но я не решаюсь вам этого повторять.

«Надо будет предупредить Онащенко, – подумал он, – чтобы оносторожнее выражался».

Онвернулся из Москвы две недели назад, и все это время к нему обращались с одними и теми же вопросами: что решили на совещании, что будет дальше с нашей архитектурой, как мы должны впредь проектировать, какие архитектурные стили теперь нам предложат? Что он мог ответить на эти вопросы?