Александр Проханов - Политолог

Тосты и славословья сопровождались поеданием яств. Взлетали наколотые на вилки оранжевые и розовые соцветья, сложенные из лепестков семги. Мелькали в воздухе вырезанные из буженины и карбоната геометрические фигурки, пропадая в открытых ртах. Поедание не затрагивало тотемных животных партии – осетра, барашка, поросенка, индейку. Их не спешили разделывать, дожидаясь выступления Дышлова. В этом чудилось что-то жреческое, превращало трапезу в жертвоприношение, что забавляло Стрижайло, веселило его артистический ум.

Дышлов приподнял бокал, и это мгновенно было замечено. Все умолкли и расступились, давая простор для предстоящих речений.

Дышлов был крупный, гладкий, белолицый, с заостренным носом снеговика, которому в руку вставили бокал французского вина, опоясали запястье золотым браслетом, накинули на плечи темно-синий пиджак от «Хьюго Босса». Он был властный, величественный, насыщенный животворными калориями произнесенных в его честь славословий. Усваивал эти калории, полагая, что таким образом питает не только себя, но и партию, нуждавшуюся в сильном, харизматическом лидере, а также народ, чью волю и протестную непреклонность выражает авангардная партия. Он нуждался в постоянных похвалах, искал их повсюду, помещал себя в такую среду, где эти похвалы, обожание, преданное служение были ему гарантированы. Напоминал ищущее света растение. Избегал обстоятельств, где мог натолкнуться на критику, поношение, едкую неприязнь. Как растение, не мог жить в темноте, начинал хиреть. Эту чувствительность к похвале замечали партийные аппаратчики, играли на ней, использовали для карьерного роста, добиваясь от вождя нужных аппаратных решений.

– Сегодняшняя демонстрация была на редкость многолюдна. По сведениям МВД, было около ста тысяч. В Кремле очень встревожены… – Он произнес это строго и угрожающе, посылая из банкетного зала предостережение кремлевской власти. – Должен сказать, мои поездки по стране, выступления в различных аудиториях показывают, что народ начинает прозревать. Повсюду залы битком, губернаторы непременно устраивают прием. Последний раз встречался с военными, все генералы, включая командующего округом, подходили и жали руки… – Упоминание о великолепных приемах увеличивало его значение не только в глазах собравшихся, но и в его собственных. Это был массаж, который он устраивал себе самому. Было видно, как на его белом лице появились розовые пятна удовольствия. – На прошлой неделе встречался с Президентом в Кремле. Очень озабочен обстановкой, со многим соглашался, но эта либеральная публика держит его в руках, и у него нет маневра… – Этим заявлением Дышлов ставил себя вровень с хозяином Кремля, который нуждался в нем, искал его советов. Дышлов не выражал к Президенту враждебности, но сожаление, даже сочувствие – к пленному, несамостоятельному, зависимому человеку, от которого он сам отличался независимостью, свободой, поддержкой народа. – Мы должны победить на выборах, собрав до пятидесяти процентов поддержки. Для этого необходимо сложить усилия коммунистов, патриотов, аграриев, ветеранов, деятелей науки и культуры. У нас есть идеология, организационная структура, есть «стратегия победы». – Он говорил кафедрально, стратег, теоретик, продолжатель коммунистического движения, где по праву занимал то место, которое до него занимали Сталин, Ленин, основатели партии и государства. – Мы должны победить во что бы то ни стало. Ибо сейчас на карту поставлена судьба страны, судьба партии, судьба народа… – На его крупном лбу обозначилась тяжелая складка, надбровные дуги выпукло укрупнились, глаза твердо, почти жестоко оглядели присутствующих, подтверждая превосходство над ними, непререкаемую власть, несгибаемую волю. Все соглашались с этими знаками превосходства, признавали его неоспоримое первенство. Внезапно глаза Дышлова потеплели, смешливо сузились. Грозная складка на лбу расправилась. – А теперь анекдот для разрядки… Одна женщина говорит другой: «Знаешь, я своему мужу собачий корм покупаю. Дешево и питательно. Сперва упирался, а потом ничего, стал есть». Проходит месяц, снова встречаются: «Представляешь, беда, мой-то умер!» – «А что случилось?» – «Да шею сломал, когда начал яйца себе лизать». – Не дожидаясь, когда все засмеются, Дышлов громко захохотал.

Все грохнули следом. Сгибались от смеха, хлопали себя по бокам. Потакали вождю, поощряя его остроумие. Дышлов, видимо, не первый раз рассказывал этот анекдот. С его помощью резко менял интонацию делового, политического разговора. Стрижайло отдал должное этому искусному приему, помогавшему сгладить впечатление от тяжелых, деревянных речений, надоевших штампов, что превращало кафедрального Дышлова в народного лидера, понимающего площадной смак просторечия.