Татьяна Успенская - Главная роль

Как теперь Лиза понимает: познакомившись с ней, он произнёс целую речь. Он сказал: «Не могу без тебя».

Она учила его разговаривать. Она знакомила его с самим собой.

Мягкий свет над столом, едва слышная музыка.

«Ты помнишь бабушку с дедушкой?»

Он смотрит на неё.

«Помнишь или сейчас пытаешься вспомнить?»

«Пытаюсь».

Она не мешала, терпеливо ждала, когда перед ним, и следом перед ней, из небытия проявится несуетливая маленькая женщина, стряпающая, моющая и стирающая. А на его крик она бежит как сумасшедшая. Часто ночью Алесь захлёбывается плачем – мокрый, голодный. Бабка врывается в комнату молодых, выхватывает из кровати внука, прижимает к себе, дрожащего и тощего, шепчет: «Ну, успокойся, теперь всё хорошо». А когда он перестаёт вздрагивать, меняет пелёнки, поит его молоком, укладывает с собой. Этого Алесь не помнит. Об этом кричал его отец, уходя от них: «К истошно кричащему ребёнку не могла встать ночью, мачеха! Если бы не мать, разве выжил бы? Только задницей крутить!»

Отец Алеся – барин от природы. Он считает: женщина рождена в услужение мужчине.

И ведь нашёл-таки редкий экземпляр: новая жена подбирает за ним разбросанные вещи, в глаза заглядывает – что подать, кормит на убой.

Иногда отец звонит и, если попадает на неё, спрашивает строго: «Ты хорошо заботишься о моём сыне? Ты крахмалишь ему воротнички?»

Зовёт он сына «Лёсик».

«Ухожу к матери».

Это уж совсем неожиданно.

У свекрови всё время меняются любовники. Вернее, менялись.

Последний был толст, круглолиц и нетерпелив, что, казалось, вовсе не вязалось с его толщиной. Он бегал рысцой и по дому. Есть, спать, гулять – всё надо было делать быстро. Свекровь сама отказалась от него. «Головокружение, а не мужик», – пожаловалась им с Алесем.

А через год после него стала грузная – какие женихи, не очень-то теперь покрутишь попкой. Полюбила сидеть перед телевизором. Готовить она не любит: грызёт орехи или семечки, жуёт конфеты с печеньями, ветчины с колбасами и смотрит всё подряд.

Алесь привык к горячей еде утром и вечером, к обеду в термосе на работе. Орущий телевизор будет мешать ему думать.

Прошло много недель, и Алесь заговорил с ней.

«До встречи с тобой, просыпаясь, я каждый день думал: “Зачем всё это? Проносится день за днём, а до меня никому нет дела, и в какой-то момент я сдохну, как миллионы до меня. Кто я, кому нужно было, чтобы явился я сюда?”»

«Господу, наверное», – тихо вставляет она.

«Какому Господу? Где Он? Когда меня мои предки бросали одного, где Он был? Когда дразнили в классе, где Он был? Щупал себя – вот же, руки, голова, а жив ли я? Зачем я?»

«Господь знает. Он откроет. Подожди немного».

«Это до встречи с тобой я так думал. А сейчас снова вопрос: причём тут Он, это ты такая, что я не один».

«Так это Он привёл тебя ко мне!»

«Нет уж, не Он. Я сам нашёл тебя. Он-то совсем не при чём. О Нём всё враньё!»

Гриф скулит: «Хватит дурью маяться, идём гулять».

И Лиза встаёт.

Гриф давно уже не вскидывает лапы ей на плечи, чуть не сбивая с ног, – заматерел.

Сейчас продолжает терпеливо сидеть: ждёт, что станет делать она.

Она идёт к двери, снимает с крюка поводок.

Вот тут он позволяет себе кинуться к ней, крутит хвостом, повизгивает и тычется в ноги.

Привычные действия – пристегнуть поводок, надеть пальто, проверить ключи, вызвать лифт. Действия, доведённые до автоматизма.

В сквере на блестевшей ледком скамье съёжился мальчик, голова безжизненно упала на грудь. Выпустив поводок, Лиза спешит к ребёнку.

– Мальчик! – зовёт.

Тот не реагирует.

Приподнимает его голову.

Один глаз заплыл, губы – белые.

– Что с тобой случилось? – спрашивает.

– Убёг.

– Родители, наверное, волнуются! – Лиза ощущает свой пустой живот.

Подбежал Гриф, обнюхал мальчика, лизнул в лицо и снова бросился к соседнему кусту.

– Вставай, я отведу тебя домой. – Грифом Лиза странно соединилась с мальчиком, словно это она к нему прикоснулась. – Мальчик не двинулся. – Ты из какого подъезда?

Нет ответа.

Попробовала потянуть его к себе.

Да он примёрз к скамье! Колом застыли на нём штаны. С силой рванула мальчика к себе.

Гриф подскочил и заворчал. Ему не понравилось, что она обняла чужого. Погладила Грифа, стала объяснять: нужно помочь. Гриф послушно лизнул мальчика в лицо и застыл, улыбаясь, когда тот ухватился за его ухо.

Идти мальчик не мог, и Лиза понесла его к подъезду.

На вид года четыре, но, судя по голосу и тому, что он откуда-то «убёг», наверняка больше.