Анна Бердичевская: КРУК

Они переглянулись, и Кузьма отошел от окна.

«Ну, ладно. Я существую, – согласился Чанов. – Даже вот сенбернар в своем райке меня заметил… – он снова двинулся вверх по лестнице. – И все-таки, зачем?.. – снова спросил он себя. – И сенбернар – зачем?.. Чем он там занимается? Разве он не знает, что должен не кошек гонять, а в горах альпинистов отыскивать, из снежных лавин выковыривать… Нет, не знает. А Блюхер знает, зачем он?..

В каждый отдельный момент – знает. Потому что – хочет. Чего хочет, для того и создан. Как сенбернар, захотел на кошку гавкнуть – и пожалуйста. Значит – надо, и никаких сомнений!.. И ему надо, и, что удивительно, кошке – тоже, чтоб на нее гавкнули иной раз… Васе – точно так же. Вася в Бога не верит, хотя знает, что без Бога «не сходится». Но верить – не хочет, потому что если Бог есть – то зачем Вася?.. Василий – он ВСЕ САМ… Он не просто так сыр как вселенную в руках держит. А хочет узнать, почему, откуда и куда дырки. Он займется молоком, из которого сыр сделан, потом дойдет до коровы, которая дала молоко… потом догадается, что корова жует траву на альпийских лугах, а корову доит тетка… Он вселенную, именно как сыр, хочет понять всю насквозь, последовательно и целиком, даже и со слезой… И даже – слопать с полным правом, чтобы уж понять до конца, постигнуть до уничтожения. Гаргантюа!.. А я?! Я-то кто и зачем?..»

Тут Кузьма обнаружил, что стоит в коридоре напротив двери Вольфа. Дверь была приоткрыта. Он стукнул в нее и вошел.

Вольф лежал на кровати тощий, как жердь, в белом гостиничном халате с толстой книжкой в руках. Кузьма сделал шаг назад.

– Куда это вы? – строго спросил Вольф. – Пришли, так входите.

Чанов вошел, поздоровался и сел на стул.

– Здесь до вас сидел Паша. Дал ему глотнуть коньяку из Сониной фляжки. Я без этой фляжки и не живу… Павел говорит, что должен ехать в Чердынь.

– Да, завтра отправим.

– Ну вот, видите, как все сошлось. Экий на вас стих тогда, на Ленинградском вокзале в Москве, нашел, всех собрать, почему-то в Швейцарии… Затея как бы бессмысленная. И что важно – получилось.

– Да, получилось… и действительно не знаю зачем.

– Так уж и не знаете! – Вольф не то чтоб рассердился, но бровь одну поднял. – Я ведь сказал как бы, как бы бессмысленная. Вы в самом деле не знаете зачем? А я вот, гордец, написал вам – «Навсегда!» на тощенькой своей книге. И до сих пор не сомневаюсь, что именно на-все-гда. И то, что все мы здесь и сейчас пребываем на берегу Женевского озера – тоже навсегда. Уже не переделать… – Вольф подошел к балконной двери, вдруг обернулся и сказал: – А Соня, а Розовый ваш Цветок! И вы не знаете – зачем?! Терпеть не могу унылых людей, особенно если они счастливчики… Где, кстати, ваша Соня?

Кузьма сидел на стуле напряженно и прочно, поставив локти на колени и подперев голову кулаками. Реальность, в бесконечно полной и яркой мере, присутствовала сейчас и здесь – между ними, между старым Вольфом и юным, совсем не пожилым, Кузьмой. Чанов чувствовал себя, как… как сенбернар, только что валявшийся во дворике на снегу. «Азъ Есмь!» – чувствовал Кузьма и смотрел на Вольфа именно сенбернаром, так же вдумчиво и серьезно…

– Пора бы уж мне подняться из берлоги, – сказал Вольф. – Как-то я слежался… И поесть бы надо…

Кузьма поднялся со стула. Но Вольф его остановил:

– Погодите. Сядьте. – Чанов послушно сел. Вольф взял отложенную книгу. – Это «Апостол». Я вот вроде бы и раньше читал, фрагментарно, бог весть как и когда… А вы?

Кузьма пожал плечами, но, подумав, ответил:

– У меня есть друг, художник Хапров, иконописец в прошлом. Он мне пересказывал кое-что. Особенно про Павла.

– Вот-вот, кое-что из Павла… – Вольф раскрыл книгу, продолжая бормотать, – … пар клубится, ткань рвется, никто ничего не знает полностью и до конца… Но лучи проникают… – он перелистывал страницы. – Я с утра эту книгу читаю, подарок от Давида, Василий передал… Ага, вот, нашел! Совсем короткий текст, но пора бы вам знать его в точности. То, о чем тут говорится, а думаю, наконец с вами стряслось… самое время прочесть…

И Вольф прочел по книге, раздельно и внятно, между абзацами переводя дыхание:

Первое послание апостола Павла Коринфянам, глава тринадцатая.

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.