Валентина Назарова - Девушка с плеером

– Как дела? – спросила Лора, не отрывая взгляда от экрана своего макбука.

– Спасибо, все окей, – улыбнулась я. – Лора, а ты ведь была на Гластонбери?

– Да, – она бросила на меня заинтересованный взгляд поверх очков. – В прошлом году. И в этом тоже поеду. А что?

– И как оно? Что там за люди? Там опасно?

Лора повернулась ко мне на стуле:

– Опасно? Ну как тебе сказать, туда точно не стоит ехать в одиночку, потому что там миллион человек, и все либо пьяные, либо под кайфом. Отморозков везде хватает, сама знаешь. Но атмосфера там особенная. Гластонбери – удивительный волшебный мир. Он в сто раз лучше Коачеллы, уж поверь. Я считаю, каждый должен хотя бы раз там побывать, если считает себя любителем рок-музыки и немного хиппи в душе. Там выступают только лучшие.

Я люблю музыку, я не могу жить без нее. Но на концерты не хожу. Музыка, живая и обжигающая, заставляет меня думать о вещах, которые лучше забыть. О тебе, например, и о том, почему папа не стал искать тебя. Рок-концерты – это как оральный секс, тот момент, когда начинает коротить пальцы ног. Я никогда не захожу дальше, всегда отталкиваю партнера и иду умыться холодной водой.

Рок – это искусство, а не молитва; чтобы быть его адептом, необязательно принимать его дары, бить в бубен посреди поля и приносить жертвы. Оказываясь на концерте, я обычно стою у бара с пивом и читаю свой фид в Фейсбуке или болтаю с барменом. Что угодно, лишь бы не дать музыке проникнуть под кожу. Потому что настоящий рок заставляет чувствовать, страдать по-настоящему. А это все равно что слезы или секс: слишком горячо и слишком интимно, чтобы демонстрировать на публике.

– А почему ты вдруг решила спросить? – осведомилась Лора.

Правда в том, что я никому не рассказываю о тебе. Ненавижу, когда меня жалеют, ненавижу быть маленькой и несчастной. То есть, конечно, люблю, но только наедине с собой. Поэтому, кстати, после той ночи я и не заявила в полицию и даже не рассказала службе охраны кампуса о том, что со мной произошло. Я Ника, дочка русского бизнесмена; я мою голову каждый день и никогда не опаздываю; я блестящая студентка, перед которой открыты все пути. Моя темная сторона принадлежит только мне. Никому не нужно знать, как последние месяцы я просыпаюсь в четыре утра, охваченная необъяснимым ужасом, и мне кажется, что из темноты на меня кто-то смотрит, или как я потом успокаиваю себя, слушая затертые до хрипа диски на старом CD-плеере, укрывшись одеялом с головой. Да и что мне сказали бы копы? Только то, что я виновата во всем сама. Но сейчас все было иначе, это было не нытье и не способ привлечь к себе внимание: мне требовалось чужое объективное мнение, не замутненное.

– Можно? – Я нагнулась над Лориным ноутбуком, нашла видео и нажала на «плей».

– Это моя сестра, – я ткнула пальцем в экран.

– Брендон Флауэрс – твоя сестра?

– Нет, девушка сзади. Это Женя, моя сестра.

Лора сдвинула брови.

– Ого, прикольно. Твоя сестренка тусуется с крутейшими рокерами за кулисами главного музыкального фестиваля планеты. Правда, это 2007 год.

– Только вот у меня больше нет сестры, – мой палец был все еще прижат к экрану.

– А это тогда кто? – Лора растерянно смотрела на меня. – Типа твоя духовная сестра? Ника, я что-то не догоняю.

– Это моя сестра, но она пропала без вести, – я провела пальцем по дате под видео. – В 2007-м, накануне того, как было снято видео.

– Ничего себе! Ника, мне так жаль, – Лора сочувственно похлопала меня по плечу. – Как это произошло?

Видно, сказались недели одиночества, проведенные взаперти в комнате под одеялом, потому что меня просто прорвало. Я говорила и говорила, даже не задумываясь о том, насколько сбивчивым получается мое повествование.

– Эта девушка – моя сестра, ее зовут Женя, но она любила, когда ее называли Джен. Она старше меня на восемь лет. Когда ей было девятнадцать, она уехала в Англию изучать кинематограф. В две тысячи седьмом году, летом, она пропала без вести. Я точно не знаю, в какой именно день, потому что была тогда в отпуске с папой и мамой, мы не звонили ей две недели. А когда вернулись, ее телефон был уже выключен. Есть видеозапись, как она стоит на автобусной остановке с рюкзаком. А потом как будто растворяется в воздухе. Куда она уехала, никто не знал – до сегодняшнего дня.

– Жесть какая, – Лорины глаза расширились. – Что сказала полиция?

– Да особо ничего, – я перевела взгляд на огонек башни «Бритиш телеком» за окном. – Только одно: ее телефон был активен еще раз, в середине июля, где-то в графстве Кент. Они сказали, что она, вероятно, села на паром. Или ее посадили туда силой. Никто не говорит этого вслух, но все понимают, что, скорее всего, она стала жертвой работорговцев. Точнее, я так думаю… наверное.