Всеволод Георгиев - Всё пришедшее после

В субботу или предпраздничный день они засиживались у Клавдии допоздна и обыкновенно оставались ночевать. Виталик начинал клевать носом, его относили в постель.

Зимы в Москве были снежные. Двухэтажные деревянные домики на Солдатской утопали в снегу. На улицах было темно и пустынно. Оранжевый свет в узких оконцах находил в себе силу освещать лишь замерзшее стекло, покрытое причудливым ледяным узором. Снег поглощал звуки и краски. В конце длинной улицы появлялся, глухо постукивая на повороте, трамвай. Он осторожно, подрагивая, двигался вдоль Екатерининского дворца, выходил на Красноказарменную и дальше шел некоторое время по маршруту троллейбуса, тоже двадцать четвертого номера, пока не сворачивал к набережной Яузы.

В доме было тепло и уютно, ковровые дорожки лежали на крашеном полу. Женщины ложились в маленькой комнате. В другой комнате на полуторной кровати размещались мальчики с Вадимом. Виталик уже видел десятый сон. Артур засыпал не сразу. Вадим заходил поболтать к женщинам, потом, вернувшись, раздевался в темноте. Он ложился рядом с Артуром, вздыхал, поворачивался и запускал руку ему в трусики.

Артур никогда и никому не говорил об этом. Странно, он понимал, что это плохо, но готов был подчиняться и делал все, что хотел от него Вадим. А тот брал Артура за руку и заставлял принять участие в своей порочной забаве.

Артур вырос, однако больше не имел и не стремился к отношениям подобного рода. Став взрослым, он понял, что здесь тюрьма являла свой страшный лик, осознал, через что прошел Вадим, юношей попав туда. Повзрослев, уяснил животное стремление к превосходству, простейший способ самоутверждения и никогда не пользовался ситуацией для столь примитивного доказательства своего старшинства или силы. Осталась лишь память о порочном вкусе власти, но в нем она и умерла, не заразив новые жертвы, которые понесли бы дальше обманчиво сладкую отраву.

Артур гнал от себя мысли о Виталике, которому, по-видимому, приходилось терпеть куда большие притязания Вадима. Иногда он задавал себе вопрос: знала ли Клавдия про Виталика и Вадима, и позже, решил, что, вполне вероятно, догадывалась, но не смела перечить Вадиму. Впрочем, может быть, знала и находила в этом возбуждающую пикантность?

Клавдия часто ночевала у одинокой больной свекрови, матери ее первого мужа, и тогда Виталик оставался с Вадимом один на один. Перед тем как лечь спать, Виталик должен был вымыть ему ноги, и тот, хмелея от вседозволенности, мог потребовать от мальчика исполнения любой своей прихоти. Спешить ему было некуда, впереди была целая ночь.

Бывали дни, когда Клавдия, жалуясь на плохое самочувствие, стелила себе в комнате, где обычно спал Виталик, и тогда Вадим, не скрываясь, укладывал Виталика вместе с собой. Он снимал с себя одежду, ложился рядом и для начала по-хозяйски клал на него колено. Виталик замирал, здесь уже было не до сна. Вадим сам не мог сразу уснуть и ему не давал. Слегка подталкивая, он заставлял Виталика передвинуться вниз под одеяло.

Но Вадиму мало было повергнуть ниц одного Виталика, при удобном случае он, развлекаясь с Артуром, охватывал босыми ступнями его шею и мягко валил в изножье кровати, призывая к полному подчинению. И Артур, чувствуя, как горят щеки, не помня себя, безмолвно подчинялся.

Опыта отношений с женщинами у Артура пока не было, он лишь интуитивно угадывал нюансы любовных связей. Ему нравились девочки и нравилось их внимание. Девушки и женщины по-настоящему волновали его. Он бы все отдал, чтобы они делали с ним то же, что делал Вадим. Если бы Клеопатра потребовала у него жизнь за ночь, проведенную с ней, он бы, наверное, согласился. Между тем он плохо представлял себе, как это происходит с женщиной.

Когда он оставался на день-два у Клавдии, он спал в комнате Виталика. Клавдия ложилась с мужем. Виталик засыпал быстро и начинал мерно посапывать. Взрослые шептались, затем, решив, что дети уснули, давали волю своим чувствам. Артур, лежа в темноте, через неприкрытую дверь слышал, как в сопровождении шлепающего звука скрипит кровать. Вадим начинал тяжело дышать, а Клавдия легонько постанывать. Наконец они останавливались и замирали.

«В монастырь бенедиктинок тихо пришла зима. Легкий снежок закружился в воздухе. Такой легкий, что не мог прикрыть промерзшую сухую землю и лишь припудрил наветренную сторону обочин дорог да белыми мазками раскрасил овраги.

У ворот мать-настоятельница беседовала с высоким серьезным человеком лет тридцати, одетым во все черное и с небольшой черной бородой. Они прохаживались по дороге, он из почтительности держал шапку в руках.