Светлана Гагарина - И в целом мире одиноки мы

– Марфушка, не к женихам ли ты бегаешь? – спрашивала баба Люба у кошки. – Ох уж эти женихи. Замучили тебя, наверно. Всё тебе дома не сидится, неймётся, – на что кошка смотрела на хозяйку своими большими желтыми глазами и тёрлась всем телом о её ноги, при этом мурлыча, будто заглаживая свою вину.

В начале лета у бабы Любы был день рождения. Но она его уже давно не праздновала. Не с кем было праздновать. Дочь с семьёй её редко поздравляли, а в последние годы и вовсе об этом забывали. Вот и сейчас. Баба Люба сидела в тени своей старой раскидистой груши и вспоминала былые годы, когда дочка с внуками приезжали и привозили ей вкусный торт и свежую колбасу к празднику. Но это было так давно… Всё ещё надеясь на внимание к себе, она, кряхтя, встала со своей старенькой табуреточки с облупившейся краской и подошла, шаркая тапками, к почтовому ящику. Она заглянула в него, но увидела лишь паутину и бегавшего по паутине маленького паучка. Старушка надеялась увидеть в этом ящике хотя бы красочную открытку ко дню своего рождения. Но, увы, как и в прошлом, и позапрошлом году там было пусто.

– Забыли, наверно, дети. Ну, ничего. Это ничего, у них дела и поважнее есть. Ничего страшного, – и старушка, так же охая от жары и усталости и шаркая тапками, вернулась в тень старой груши.

Вечером баба Люба достала из старого серванта поблёкший от времени альбом со старыми чёрно-белыми фотографиями. Лист за листом она переворачивала страницы и глядела на эти, приклеенные к страницам фотографии.

– Марфа, иди-ка сюда, кысь-кысь, – позвала кошку баба Люба. Марфа спрыгнула со своего пухового одеяла и подбежала к хозяйке, не понимая, для чего она её позвала и нарушила её вечерний отдых.

– Глянь-ка, Марфа! Вишь, это я, – и баба Люба заулыбалась своим почти беззубым ртом. – Какая молодая была, – со старой блёклой фотографии на бабу Любу смотрела молодая красивая девушка. Такой она была в молодости. Жизнерадостная, весёлая, активная. – А это дочка моя, – ткнула пальцем старушка в другую фотографию, на которой стояла девочка, одетая в искусственную шубку, шапку-ушанку, держащая санки и угрюмо смотрящая на снег. – Не любила Наденька в детстве фотографироваться, всегда была недовольная, – и баба Люба рассмеялась. – А вот мой Пал Иваныч. Как тебе там живётся-то. Уж скоро и я к тебе поспею, – взгрустнула старушка. – Марфа, иди же посмотри, – говорила кошке баба Люба, на что Марфа лишь обнюхала альбом, легла рядом с хозяйкой, перевернувшись на спину, и заурчала, прикрыв глаза. Ей было совсем не интересно смотреть на то, что было в альбоме. Да и не понимала она, что говорит ей баба Люба, она лишь знала, что если перевернётся на спину, то ей почешут живот и это доставит ей приятное удовольствие.

Вот так и прошёл вечер старой одинокой женщины: в воспоминаниях о былом, о прошлом, о том, что не возвратится никогда. А кошка лежала рядом, перевернувшись на спину и задрав лапы вверх, закрыв глаза, урчала от приятных почёсываний живота свои песенки.

Тут баба Люба заметила, что у Марфы округлился живот.

– Ах ты, распутница такая, – играючи укоряла кошку старушка. – И кого ты мне хочешь в подоле принести? Стара уж я, Марфа, кабы не померла я раньше времени, а то кому же за твоими детками ухаживать? – и баба Люба гладила и гладила свою Марфу.

Теперь она ещё больше стала заботиться о своей любимице, мыла её блюдца и миски, клала еду и наливала молочко только в чистую посудину, следила, чтобы Марфа всегда была у неё на виду.

Вскоре Марфа родила пятерых котят. Кошка окотилась в том самом сарае, где старушка её впервые нашла. На старых мешках. Марфа бережно вылизывала каждого из своих детёнышей. На что те беззвучно открывали свои крошечные рты и тыкали носом в живот матери, ища сосок.

Этому событию баба Люба, конечно, обрадовалась. Она постоянно в течение дня заходила в сарай и приглядывала за кошкой и её потомством. Котята через две недели окрепли, у них открылись глазки. Далеко от матери они не отходили. Когда баба Люба подходила навестить кошачью семью, она всегда говорила:

– Марфуша, можно ли мне твоих котяточек погладить? – на что Марфа совсем не возражала и лишь мурчала как трактор и лежала, щуря глаза от удовольствия. И старушка бережно поглаживала пушистые, ещё не окрепшие комочки шерсти, неустанно теребящие и мусолившие матерны соски, полные молока.

Баба Люба хотела забрать котят вместе с кошкой в дом. Она положила пушистые комки в корзинку и понесла. Котята жалобно и тонко мяукали, на что кошка с волнением побежала рядом с хозяйкой, путаясь в её ногах и громко мявкая. Баба Люба остановилась.