Сергей Платон - Театральные каверзы

На ведущей к театру горбатой улочке стоял гвалт. Заливистый собачий лай, звонкий скулеж и пронзительный визг разносился по всем соседним кварталам. Идущие навстречу прохожие улыбались.

– Не иначе как собачья свадьба, – сказал Егор, – надо бы обойти ее аккуратней.

Гейша вцепилась в его рукав и тихо прошипела:

– Давай не пойдем, искусают. Меня один раз покусали в первом классе сильно. Я залезла на стройку, а там собака со щенками сидела. Я их гладила, собака мне руки лизала, так было здорово. А потом прибежал пес, наверное, папа этих щенков, и начал кусаться, гадина. Давай не пойдем…

– Пойдем, пойдем. Надо же посмотреть, что там происходит. Если что, развернемся.

Приблизившись, они заулыбались так же, как и другие прохожие, поскольку увидели зачинщика переполоха. Им оказался небольшой щенок-подросток, загнавший в угол крупную крысу. Это он один шумел на весь район, как будто свора бешенных борзых. Крыса заняла круговую оборону, и сдаваться не собиралась. Какая же она была огромная! Чуть-чуть поменьше щенка. А этот сучий детеныш кусать ее даже не пробовал. Он старался показать свою удивительную находку как можно большему количеству людей. Как же оглушительно он гавкал, подскакивая к очередному человеку и рассказывая о крысе. Люди усмехались, о чем-то с ним говорили, и он был рад стараться. Он то подлетал к перепуганной тетке с рюкзаком, сам пугался ее визга, то метался опять к крысе. Настала очередь Егора и Гейши, к ним понесся, собака.

– Ты чего это разорался, дурак? – крикнул Егор, стараясь отыскать в своем голосе низкие, властные, но при этом отеческие ноты. Получилось немного по-мальчишески, голос его оказался для этой задачи несколько высоковат.

– Тяф! – так же по-мальчишески отозвался щенок и, усевшись, склонил голову набок.

– Чего тяф, сукин сын? – хохотал Егор.

– Гаф! – продолжил общение щенок и улыбнулся. Похоже, ему понравился веселый длинный парень и маленькая девушка, не желающая слезать с дорожного ограждения.

Отклеивание орущей девушки от светофора – задача сложная, но интересная. Тем более, когда в помощниках у тебя вертлявый гавкающий щенок. Очень эффективна щекотка. Крики ужаса при ее применении сменяются веселыми воплями «дурак!» и ослаблением цепких объятий светофорного основания. Уже через минуту Гейша висела кверху попой на егоровом плече, а крыса гордым конкурным галопом покидала место сражения. В несколько прыжков она пересекла проезжую часть, хмуро оглянулась на шумную человеко-собачью компанию, может быть и сплюнула презрительно по-своему, по крысячьи, прежде чем зашагать пешком к гаражам.

Поход в театр продолжился. Щен, как начал его называть Егор, оказался попутчиком симпатичным и вменяемым. Лай прекратил, как только его об этом внятно попросили, терпеливо улыбнулся в ответ на потрепывание ушей, озорно лизнул гейшину руку во время знакомства, чем окончательно очаровал, расположил, примирил. Он преспокойненько шел рядом с Егором, время от времени тычась мордой в колено, как бы проверяя, не исчез ли его новый человеческий друг; иногда забегал вперед, дожидался, и насмешливо игнорировал гейшину трескотню, состоящую из доброй сотни нелепых вопросов. Какая уже, в конце концов, разница, породистый он или нет, сколько ему месяцев от роду, где ночует, хочет ли он у них жить и зачем так машет хвостом? Он их выбрал, он ведь теперь с ними. Вернее, с ним, с другом. Егор все это прекрасно понимал и весело подмигивал.

Щенка оставили в театральном дворе у мусорных контейнеров. Тот покорно согласился ждать и не орать. Знал, сучонок, что у людей есть такие места, куда собак не пускают. Егор выходил несколько раз покурить до начала и убедительно просил не убегать. Собачонок восторженно поделился новым открытием, – по крышке бака прогуливалась черная глянцевая ворона, презрительно его не замечавшая.

Шоу называлось «Кабаре ТЕАТР». Бедные зрители! Ни к варьете, ни к кабаре, ни к какому другому зрелищному жанру это беспомощное, тошнотворное действо отношения не имело. Гейша очень верно обругала его «Шоу РВОТНЫЙ ПОРОШОК».

Семеро немолодых разнофактурных актрис в боа и перьях, будто курицы, стремительно теряющие пух от каждого взмаха, косолапо поприкидывались под артисток балета «Лидо» (хорошо хоть груди не обнажили), нетвердо зафиксировались в финальной мизансцене пролога и, не дождавшись аплодисментов, под топот собственных ног, поплелись за кулисы, перекрывая путь рвущемуся на сцену конферансье.