Дмитрий Щёлоков - Темная вода (сборник)

Человек замычал, когда маленькие ручки потянулись к гранатам, глаза его вытаращились, и он со всей силы стал отбрасывать ребятню от ящика. А те, приняв это за игру, кидались на него, словно на царя горы. Немой не выдержал натиска и отвесил подзатыльник первому попавшемуся под руку – это был Володька.

Мальчишки замерли, сразу потеряв интерес к игре. Взявшись за голову, внук Матрены Вертягиной заревел и побежал домой. Человек покраснел.

– У, гад! – процедил сквозь зубы кто-то из ватаги.

– Пойдем отсюда, на кой ляд он нам сдался.

– У, морда! – погрозил один из них кулаком, и вся стайка, шлепая ногами, побежала догонять друга.

Оставшись один, Человек стал прятать ящик, он затаскивал его то в одно, то в другое место, но каждый раз перепрятывал, а к вечеру пришел обратно в деревню, отложив свой уход.

Володька воротил от него нос и даже отказался играть вечером в домино, а забрался на печку с котом и закрыл шторку.

Ночью в окно снова постучали. Матрена машинально встала, отодвинула занавески и выглянула на улицу. Холодком обдало ноги, старушка потерла руки и присмотрелась к темноте.

– Ктой-то?

– Свои, – скупо прохрипел голос.

– Кто, свои?

В ответ промолчали.

– А ну, а то вот свет-то сейчас включу.

– Да я, я это, Михалыч, – снова раздался хрип.

– Че надо.

– Дай пузырек до завтра, утром деньги верну.

– Ух, нечистая, на ночь глядя, – пробубнила старуха, – не спится тебе.

Через минуту она уже подала бутылку и закрыла окно.

– Получилось, – радостно брякнуло из-за угла.

– Еще бы, – ответил хриплый голос.

– Михалыч-то завтра обрадуется.

Две тени двинулись вдоль по проулку, тихонько переговариваясь, а ущербная луна, немощно светила им в спину, словно присматривалась.

– Володька, а ну сбегай к Степану Михайловичу, – после завтрака сказала Матрена внуку, – скажи, мол, бабушка у него денежку требует, он сам знает за что.

Володька спрыгнул со стула и уже через пять минут был около дома старика и никак не мог решить, как миновать привязанного на веревке бодучего козла.

– Ты, парень, чего тута крутишься? – в дверях показался Степан Михайлович.

– Дядь Степан, меня бабушка к вам послала.

– По что?

– Говорит, чтоб вы ей деньги вернули, вы сами должны знать.

Лицо старика посерело, челюсть словно обмякла и чуть отвисла, а из рук вывалилась краюха черного хлеба, вынесенная для козла.

– Что с вами, дядь Степан?

– Ты иди. Иди, сынок, домой, – дрожащей рукой отмахнулся дед.

Володька пожал плечами и убежал.

«Обманул, обманул, сукин сын! Ой и погань, – сжав зубы, зашипел про себя дед, вспоминая, как рассказывал немому о кошельке. – Это что ж теперь, позор?!»

Он ходил по комнате, смотрел в зеркало, глаза затянуло пеленой, сердце неровно забилось, он расстегнул воротник, опустился на пол и стал жадно глотать воздух, словно выброшенная на берег рыба.

Когда сбежались люди, Степан Михайлович уже распластался под зеркалом и что-то бормотал посиневшими губами. А когда над ним склонился Человек, старик потянул к нему руки и прохрипел: «Рассказал! Ты слышал!» – и обмяк.

Толпа онемела. Глухонемой почувствовал на себе взгляды, которые, казалось щупали его затылок, он обернулся, и толпа отступила. Страх и презрение на лицах скрывали прохладные сумерки комнаты. Человек поднялся на ноги и медленно попятился. Он не мог отвести взгляда, почему-то стало очень страшно, перед ним стояли уже не те люди, что один на один рассказывали ему свои истории, их словно подменили.

К вечеру Степан Михайлович помер, козла забили на следующий день и сварили студень на поминки. Мальчишки все же нашли ящик с гранатами, после чего трое с контузией попали в больницу. Происшествие это сделало исчезновение Человека с Черной речки для многих незаметным. Кто-то, может, вздохнул с облегчением. А были и такие, что косились по сторонам, щурили глаза и молчали, словно знали то, что от других скрыто. А Человек, как исчез из тех мест, так и не появился никогда.

Возле ямы, где нашли его, вырос клен, небольшой, надломленный, почти без листьев. Кто-то подвязал его и полил, а на следующий год уже на новых ветвях развевались привязанные аккуратно разноцветные тряпичные лоскутки. Все их видели, угадывали, кто навязал, шутили и открещивались, а дерево все продолжало покрываться тряпочками, которые дрожащими пальцами привязывали приходившие в одинокий час люди. Они о чем-то шептали на зеленые, влажные от росы листья и тихими тенями исчезали вместе с утренним туманом.