С того дня старушки, к их общему удовольствию, стали видеться чаще, каждый день по утрам…
– В город скоро приедет молодая учительница. Из Одессы, – поерзав на скамейке, сообщила подругам Елизавета.
Подруги никак не откликнулись на эту информацию. Тогда Елизавета, подняв над головой маленький кулачек, уже с вызовом добавила:
– Без мужа, а с двойняшками!
Екатерина Варсанофьевна на этот раз спокойно уточнила:
– Из Одессы учительницу выгнали за распутство.
– За расспутство?! – подслеповато сощурилась, вглядываясь в лицо подруги, Анастасия. Она только недавно услышала это слово (вместо него всю жизнь употребляла другое, синонимичное, редко встречающееся в печати), и оно ей очень понравилось. Старушка произносила слово с нескрываемым сладострастием: несколько мгновений буксовала на первом «с», потом делала звонкое ударение на «у», и, наконец, из уст ее со свистом вылетал остаток слова – «рассс-пут-ство!»
– Такие дела, подруги… – Екатерина Варсанофьевна поправила на плечах большой пуховый платок. Воздух за ночь поостыл, и собственного тепла старушке уже не хватало.
Тема, затронутая Елизаветой, конечно, могла бы стать основной в повестке описываемого нами утра, но у старушек для ее углубления пока было мало информации. Поэтому через минуту заговорили о другом.
– Ты лучше проясни нам, Елизавета, когда начнут травить лягушек в плавнях, – сдержанно, но и лукаво улыбнулась Екатерина Варсанофьевна.
О лягушках Елизавета рассказывала вчера: ее сын Валентин «из компетентных источников», как по-научному выразилась Елизавета, узнал и по секрету сообщил ей, что в плавнях появились ядовитые лягушки; власти, заботясь о безопасности граждан, решили «повести с ними непримиримую борьбу», и, «чтобы лишить лягушек кормовой базы», скоро плавни будут осушать.
Анастасия новость приняла спокойно – она всю жизнь верила в справедливость и полезность любого решения властей. А Екатерина Варсанофьевна, напротив, в любых решениях властей в первую очередь искала подвох и тайное намерение обжулить.
– Ну, ядовитые и ядовитые, – отозвалась она на новость о лягушках, сообщенную Елизаветой. – Нам-то что? Мы что – французы? Едим их, что ли?
– Отравляют среду, – по-видимому, опять процитировала сына Елизавета.
Судя по заданному вопросу, Екатерина Варсанофьевна хотела продолжить начатый вчера разговор, но в это время на дороге появилась машина с помятой грязной цистерной – сын Елизаветы Валентин, закончив утренний полив улиц, ехал домой завтракать. Напротив скамейки, где сидели старушки, машина остановилась, и когда улеглась пыль, из окна кабины высунулась плутоватая загорелая физиономия:
– Не помешал мозговому штурму?
Валентин Унгурян в Прутске был известен шутками-розыгрышами, к которым имел природную склонность и большую изобретательность. Некоторые его выдумки годами весело вспоминались и рассказывались как анекдоты. Например, однажды прошлой осенью, уже отстояв в плавнях вечерку, охотники, среди которых был и Валентин, сели на поляне поужинать. Как водится, достали бутылку водки, но стаканов ни в одном рюкзаке не обнаружили – забыли их дома. Унгурян предложил: «Будем пить из бутылки по очереди и по одному глотку». – «Как по одному? Глоток глотку рознь». – «В момент глотка на горле дергается кадык». Попробовали на парикмахере Рубинштейне – кадык парикмахера действительно точно зафиксировал момент, когда бутылку надо было передавать второму. Вторым был Унгурян. За его кадыком бдительно следили со всех сторон, один из охотников, Сергей Вахранев, для верности даже приложил два пальца к горлу товарища по оружию. Но Валентин вылил в себя бутылку до дна, а кадык его так и не пошевельнулся. «Я только воду пью, как нормальные люди, – глотками», – честно потом признался водитель поливалки.
Последнюю шутку, получившую общегородскую извесность, он разыграл месяц назад: к окну кабины своей грязной машины приклеил портрет первого секретаря республиканского ЦК партии Ивана Ивановича Бендаса.
Снимок сделал, по-видимому, начинающий фотограф-любитель во время какого-то церемониала, и вождь республики был изображен на нем со значительными отклонениями – естественно, не в лучшую сторону – от официальных портретов. Городская милиция потребовала снять украшение, но Валентин в ответ послал в милицию письменное объяснение: «Снятие товарища Бендаса не представляется возможным в связи с нераскрытым мною секретом состава клея. Пробовал отмачивать портрет водой, бензином и водкой – не помогает».
Читать дальше