Владимир Суханов - Прощай Дебора

Это было очень неожиданно: только что человек говорил, говорил долго, не переставая, и вдруг умолк. Пауза затягивалась, и я решил прервать ее:

– Дорогая Джулия Лэмберт , [1] Персонаж романа У.С. Моэма «Театр» – актриса, которую учили «если уж сделала паузу, тянуть ее, сколько сможешь». (Примеч. Составителя) не могли бы Вы, в конце концов, объяснить, что Вы от меня-то хотите? – Юра расхохотался:

– Да я думал, дядя Володь, вы и сами догадаетесь. Ваши книги о творчестве Пушкина – мои настольные книги, и я уверен, что из этих записей Вы, и только Вы, можете составить что-то стоящее…

– Ну, хватит, хватит. Жалкий льстец! Вот возьму сейчас, да и откажусь… Ладно, ладно, я беру их, посмотрю, авось, что-нибудь да выйдет…

Знал бы я тогда, с каким ужасным почерком этого будущего нового немца мне предстоит возиться, наверняка отказался бы!

20ХХ года, ноября 16,

Москва

В один из редких в последние годы наездов внучки в Москву ее дед, Николай Арсеньевич Скундин получил неожиданный подарок. Она привезла из США, где давно постоянно жила вместе с бывшей женой Скундина, тетрадь размером с гроссбух.

– Лиза, что это? – спросил старик своим, ставшим обычным, брюзгливым тоном.

– Дедуленька, миленький, это еще один мой маленький подарок за эту квартиру. – И Лиза обняла и поцеловала деда в обе щеки.

Год назад Скундин приватизировал свою двухкомнатную квартиру, сделав Лизу ее собственницей. Это был его подарок внучке к ее шикарной свадьбе с молодым американцем Джеком Уотсоном. После медового месяца молодые остались жить в бабкином доме, в пригороде Бостона: Джек звал жену Чистюлей, Лиза чаще всего называла его Джекулей, а когда он выводил ее из себя, то мужем…

Вообще с этой квартирой всё получилось как нельзя удачно. Переписав ее на внучку, старик не только как бы совершил благородный поступок, но, главное, подарил себе несколько спокойных последних лет жизни. В этой новой России одинокие старики, имевшие собственную квартиру, неизбежно попадали в лапы так называемых «черных риэлторов» и долго не протягивали. И когда внучка заводила речь о квартире, он хотел объяснить ей это, но всякий раз его останавливало опасение навсегда потерять нравящиеся ему изъявления благодарности. Вот и в этот раз он не стал ничего говорить.

Тут взгляд его скользнул по обложке тетради. На ней аккуратным почерком было записано: Журнал Берестова .

– Какой-то Верестов… Наверняка, сплошной дилетантизм, да и глаз жалко, – подумал про себя старик и, скорее из вежливости, заставил себя спросить:

– Откуда она у тебя?

– Ой, дедуля. Это ж такая история… – быстро заговорила Лиза, словно ждавшая этого вопроса. – Представляешь, этим летом мы с Джекулей решили навестить его дядюшку Джона в Филадельфии, помнишь, я тебе его показывала на наших свадебных фотографиях? – он единственный, у кого там галстук-бабочка. Он, как и ты, один живет, у него старый одноэтажный дом с мезонином в десяти минутах езды от центра города. Дядюшка отвел нам гостевую комнату в мезонине. Ну и пылища там была! Мне пришлось часа два ползать по нашим новым апартаментам с ведром и мокрой тряпкой.

– Погоди, погоди, опять ты про стариковскую пыль…

– Ну, дедуля, не перебивай. Я уже почти добралась до тетради. Ты же сам спросил про тетрадь? Так вот, потом я крикнула Джекуле, чтобы он задвинул куда-нибудь в угол тяжеленную коробку, стоявшую прямо посредине комнаты. Муж явился, не запылился и, как мне показалось, с недовольной рожей – они, видите ли, что-то там очень важное обсуждали с дядей-алкоголиком…

Тут дед хотел было вступиться за почтенного американца («У тебя, Лиза, любой, выпивающий изредка пару шкаликов бурбона, алкоголик»), но вспомнив, какую длинную лекцию о вреде алкоголизма ему пришлось однажды выслушать от внучки, решил промолчать.

– …И вот, появившись наконец, вместо того чтобы задвинуть или выкинуть куда-нибудь ту коробку, муж зачем-то принялся исследовать ее содержимое. Я позже узнала, что первым тогда на мой зов отреагировал дядя Джон: «A-а, коробка… это, верно, та коробка, в которую я засунул всякую ерунду из старого сундука и игрушки Стивена… Джек, помнишь, вы еще играли в них, когда были маленькими?», после чего мой муженек и решил вспомнить детство золотое… Начал он с того, что вывалил на только что вымытый пол содержимое коробки. Легковые и грузовые машинки, игрушечные кораблики, несколько вагончиков от детской железной дороги, маленькие шахматы, картонная шахматная доска, коробка от игры «Монополия», уже вся желтая от времени, в которую, наверно, играл еще сам дядя Джон, маленькие счеты, головоломки в пластмассовых коробочках, две ракетки для настольного тенниса, воланы для бадминтона, потрепанные книжечки комиксов, что-то еще в том же роде… и вот эта самая тетрадь. Я тут же обратила внимание на русский заголовок и, пока Джекуля, с обожанием осматривая каждую фитюльку, стал укладывать весь этот хлам назад, решила полистать ее, а когда увидела среди текста рисунки, то сразу подумала о тебе: ты ведь тоже сам иллюстрировал когда-то свои первые книжки. Я тут же…