Алексей Янкин: Свобода не воля. Часть 2. Медвежий праздник

Маргарите что-то показалось странным в словах Никиты. Вдруг до нее дошло:

– Театр? Ты что, был в театре?

– Доводилось. – покраснел Никита, – Даже в тайге мы знаем о том, что существует театр.

Разговор прервался поднявшейся суматохой. Никита привстал. Взгляды всех направлены в одну сторону, на реку. Посмотрев в том направлении, гости заметили, как из-за излучины показались три обласа, в каждом из которых по человеку. Одна лодка, и без того низкая, сидела в воде почти по самые края. Удивительно, как правивший ею человек умудрялся не перевернуть её или не начерпать внутрь воды. Перед гребцом – словно большая куча темного тряпья. Никита, Маргарита и Миша, не утерпев, бросились вслед за туземцами к берегу.

Радостные крики встречавших отозвались сдержанными откликами гребцов. Почти одновременно все три лодки уткнулись острыми носами в прибрежный песок. Крики разом смолкли. В полной тишине охотники вышли из лодок и стали ходить по берегу, словно что-то выискивая. У одного в руках ружье. Они бросали взгляды по сторонам. Подталкивали друг – друга. Жестами призывали сами себя к тишине и вслушивались в какие-то неведомые звуки. Зрители, замерев, со вниманием следили за каждым их движением. Наконец один из охотников, словно только увидел лежащую в лодке большую бурую груду, указал на неё товарищам. Они стали подкрадываться к лодке. Тот, что был с ружьем, что-то закричал вопросительно.

– Спрашивает, что медведь тут делает. – полушепотом пояснил Никита своим спутникам. – Это обряд Пус-Ойвы, выслеживания зверя.

Охотник трижды вопрошал медведя. Наконец все трое наперебой принялись просить о чем-то, по-прежнему обращаясь к лодке с лежащей в ней тушей.

– Упрашивают уйти обратно в тайгу. Говорят, что не хотят ему делать худого. – еле слышно переводил молодой человек.

Не дождавшись ответа, охотники, словно нехотя, через силу, вынужденно, подошли ближе. Держащий ружье, вытянул его в сторону медведя, потом все трое отвернулись, а первый нажал на курок. Сухо прозвучал щелчок.

– Сома-Патт, добывание медведя. – шепот Никиты едва различим.

Охотники вполголоса что-то повторяли, всё убыстряя темп, пока Маргарита не разобрала слов: «утта-ы-эх, утта-ы-эх, утта-ы-эх…». Повторив этот возглас пять раз, охотники замолкали, а затем вновь произносили нараспев те же слова. Остальные жители стойбища по-прежнему хранили гробовое молчание. Наконец охотники ухватили труп за лапы, им в помощь тотчас бросились еще пять-шесть мужчин. Они скопом вытащили медведя и на весу потащили его к деревне. Женщины тихо, со слезой, затянули песню. Одновременно они, из неизвестно откуда взявшихся берестяных туесков, стали ладонями разбрызгивать воду, стараясь попасть разом и на мертвого медведя, и на несущих его охотников.

– Просят у него прощения. Говорят, что не хотели в него стрелять. Что сам он де виноват в своей смерти. Говорят, что и ружье то не их, и патрон то не их, и убившая его пуля, посему, тоже получается что не их. А они помнят, что он их брат. Просят, чтобы вода забрала все плохие помыслы их брата.

Дотащив труп животного до центральной площадки между избами, его усадили, прислонив спиной к большой колоде, и стали наряжать. Кто-то натянул на морду медведя маску из бересты с прорезанными глазами-щелками. В эти щели вставили по большой монете, чтобы медведь не запомнил никого из присутствующих, а видел только их щедрость. На передние и задние лапы повязали по четыре разноцветные ленты. На спину накинули цветастый халат.

Откуда ни возьмись, появился Унтары и стал окуривать труп дымящейся гнилушкой. На мгновения они встретились взглядами с Никитой и последнему показалось, что Унтары едва заметно кивнул ему. Впрочем тот же час он отвел взгляд и продолжил, ворча какие то рифмованные слова, окуривать сидящую мешком тушу. Сколько это длилось, ни Маргарита, ни её брат определить не могли, так как время, под монотонные песнопения, вытягивалось мягкой резиной.

Меж тем несколько охотников, притопывая о землю и что-то бормоча, подошли к медведю и опрокинули его на спину. В руках Унтары тускло блеснул длинный нож. Решительным движением он надрезал шкуру медведя на животе, не протыкая однако его плоть. Отошел. Вернулся и сделал надрезы вокруг передних и задних лап, непосредственно перед кистями и ступнями. Теперь пели одни мужчины. Женщины, опустившись на колени, благоговейно молчали.

Продолжая свою, внушавшую девушке ужас, работу, Унтары соединил между собой все надрезы, просовывая конец ножа под кожу и держа его острием вверх, после чего, с помощью двух молодых мужчин, стал стягивать кожу с туши, словно снимая с неё шубу. Маргарита не в силах оторвать взгляда от отвратительного, но завораживающего зрелища. К её удивлению крови почти не было. Обнаженные темно-красные мышцы с полосками сухожилий и слоем желтого жирка делали фигуру очень похожей на человеческую. К горлу подступала тошнота. Невольно приподняв взгляд, девушка лишь теперь заметила, что привезшие убитого медведя три охотника сидят рядком за его головой. Лица их скрыты раскрашенными темными узорами масками. Они неподвижны, словно три статуи, грубо вырубленные рукой неловкого скульптора.