Виктория Трелина - Легко и просто, или Кризис тридцати лет

Я рассматривала себя в зеркало под песню «Она могла бы стать звездой кино, фотомоделью быть давным-давно…». Некогда худенькое, одухотворённое моё лицо лёгкая полнота почти не испортила. Почти… Щёки слегка, еле заметно, поползли куда-то к подбородку. Ещё пару лет и можно будет делать подтяжку. Какой кошмар! Сейчас меня уже вряд ли остановит на улице фотохудожник. Фигура у меня по-прежнему неплохая, но уже явно не модельная. С меня теперь хорошо писать Венеру Милосскую. Что, в общем-то, тоже недурно, но…

Что произошло? Ведь ещё неделю назад мне казалось, что всё у меня ещё впереди, и времени ещё много – всё успеется. Я вспомнила про кризис. Но ведь мне только двадцать восемь. Рано! А если не кризис, тогда что это? Почему я в один миг поняла, как нелепо расходовала своё время, свою молодость?

– Вера, я увольняюсь, – сказала я своей начальнице, – я перестала чувствовать себя счастливой.

– Не говори ерунды, – Вера не восприняла такой аргумент всерьёз, – кому сейчас легко? Кто здесь счастлив, покажи?

– Но ведь это неправильно! – я округлила глаза, – Человек создан для счастья. Мне стала неинтересна моя работа. Я не смогу полноценно трудиться. Вера, зачем тебе такой сотрудник?

Начальница смотрела на меня устало. И я видела, что она не понимает меня. Я кажусь ей наивной дурочкой, и сама она свою работу терпеть не может.

– Лера, в стране кризис, куда ты пойдёшь? Кому мы нужны? Здесь хоть всё стабильно.

Какой кошмар! Как это «кому нужны?» Я нужна всем. Я красивая, талантливая, молодая… По крайней мере я была такой. Что со мной? Почему я всё время ловлю себя на том, что сожалею о прошлом.

– Кризис в стране, Вера, мне не страшен, меня больше пугает кризис у меня в душе. У тебя был кризис тридцати лет? – задала я наболевший вопрос своей тридцатитрёхлетней начальнице-подруге.

– Не было у меня ничего такого, – отмахнулась Вера, – а у тебя не кризис тридцати, а переходный возраст запоздалый. Как маленькая, ей-богу, ведёшь себя.

Я ненадолго поверила Вере. Переходный возраст, как ни крути, приятнее среднего. А Вера, оказывается, и не подозревала, что от работы можно получать удовольствие. И живёт как-то. Наверное, это правильно. А я всё это время пребывала в сладком подростковом неведении. Да и мама говорит мне тоже самое и теми же словами, мол «кому легко?». А я хочу, чтобы мне было легко! Ну, я же всё-таки творческий человек, мне простительно это хотение.

И я стала работать «как все». На двери склада появилась новая чёрно-белая надпись: «Есть такая профессия – на работе сидеть». Она казалась мне «прикольнее» всех остальных.

Вчера вечером поссорилась с клиенткой. Сильно поссорилась. В итоге, швырнула коробок с заказом на пол, вместе со своим мобильником. Листовки, микросхемки и сим-карты разлетелись по кабинету. Вера собирала по частям мой телефон и «угощала» валерьянкой. Клиентка исписала четыре страницы в жалобной книге. До конца рабочего дня я просидела на складе, рыдая. Почему-то было очень обидно… За всё. За всю свою неудавшуюся судьбу. В маршрутке у меня в первый раз в жизни разболелась голова. Да-да, раньше у меня никогда не было головных болей. Я даже представить не могла, как это кость может болеть? Оказывается, это довольно противно. Полночи жаловалась мужу на свою «собачью» работу, на общество в котором мы живём и на непрекращающуюся головную боль. С утра встала в дурацком настроении и ни за что наорала на Юльку. Стало стыдно. Долго целовала дочкины заплаканные глазёнки и мысленно ругала себя последними словами. Голова уже не болела, но была будто бы чугунной.

Повесила в статусе аськи депрессивную мордашку, и всем, более-менее подходящим по возрасту, задала вопрос о кризисе. Отозвался только Кирилл. Как всегда, стал читать мораль о хаосе в моей голове, и оспаривать научно-психологические факты:

«Живёт себе человек, горя не знает, – писал двадцатидевятилетний холостяк, – и тут кто-то говорит ему, что бывает на свете кризис тридцати лет, и вот человек начинает размышлять: у всех бывает, значит, и я не исключение, а мне-то уже почти тридцать. Ой, да ведь, мне уже пора. Точно-точно, а я-то думаю, что у меня всё так погано в последнее время складывается. А это он и есть – кризис. Вот и всё! И человек в плену своих домыслов. И всё у него с тех пор идёт действительно погано. Потому что он сам не ждёт ничего хорошего, ведь кризис же».

Мысль Кирилла я поняла, а ещё я поняла то, что он сам очень парится по-поводу того, что у него всё так погано. В апреле тридцать человеку, а ни фига он ещё в жизни не достиг. Семью создать хочет, а требования к кандидаткам заоблачные. Сына хочет родить, а ответственности боится. Богатым хочет стать, а у самого куча долгов.