Светлана Замлелова - Сумасшедший

Ох, и хитёр же Николай Макарыч! Он утверждает, будто он – «домашняя курица»! Стоит только войти кому-нибудь в его палату, как он тотчас садится на пол и машет руками на манер крыльев.

Что ж, поневоле сделаешься хитрым, коли под матрацем у тебя лежит миллион!..

Нет ничего более удручающего в природе, чем хмурое осеннее утро. Когда кажется, что кто-то разлил по земле серую грязь, и всё: деревья, протягивающие костлявые руки к небу; бурые травы, утратившие свой зелёный наряд и не успевшие ещё одеться инеем; да и самоё небо – печальное, смурное – всё вымазано этой отвратительной серой грязью. В такие дни царит в природе уныние, и скука смертная овладевает всякой тварью.

В одно такое утро Николай Макарыч Пыткин проснулся у себя в постели. Настроение его было прескверным. Он встал и подошёл к окну. Окно его квартиры выходило во двор, замкнутый с четырёх сторон пятиэтажками. Несмотря на ранний час, во дворе возились какие-то дети. Присевший на корточки перед грязной лужей мальчик, водил по дну толстой веткой, отчего на луже поднимались гребни, и чёрные брызги, как мухи, разлетались во все стороны. Другие дети с визгом бегали тут же. То и дело из подъездов выходили люди, спешившие на работу. В незастёгнутом пальто и в калошах вышла старуха, очевидно, бабушка мальчика, возившегося в луже. Завидев её, мальчик поднялся и бросил ветку. Другие дети тоже притихли. Старуха постояла немного с детьми, затем, схватив внука, потащила его домой. Товарищи мальчика с сожалением посмотрели им вслед, и поскольку игра их была расстроена, стали разбредаться. Двор опустел. И только прибежавшие откуда-то мокрые собаки, затеяли свару. Николай Макарыч постоял ещё немного у окна, поёжился и вернулся в постель.

Обыкновенно день свой Николай Макарыч проводит так. Встаёт он, по старой привычке, часов около восьми. Умывшись, он отправляется в кухню готовить себе завтрак. Каждое утро Николай Макарыч съедает одно яйцо и пьёт чай. Затем он надевает очки в тяжёлой оправе и садится читать газету. Он прочитывает все статьи и заметки, покачивая головой и покряхтывая. И глаза его, огромные из-за сильных линз, выражают озабоченность и тревогу. Отложив газету, Николай Макарыч отправляется гулять или в магазин. Вернувшись, он включает свой старенький телевизор и смотрит последние известия, после чего садится обедать. Обед у Николай Макарыча скромный, даже скудный. Постные щи, жареная картошка или каша – вот основа его рациона. После обеда Николай Макарыч любит перечитывать «Историю Государства Российского» Карамзина или же «Иностранцев о древней Москве». Почитав часок, Николай Макарыч снова включает телевизор и уж смотрит его весь остаток дня, прерываясь разве на чай или небольшую прогулку, при условии, что выдаётся хороший вечерок. В полночь Николай Макарыч укладывается спать и забывается тяжёлым, беспокойным сном, отчего по утрам у него нередко случаются головные боли.

Друзей у Николай Макарыча нет. Смолоду он дичился людей и стремился избегать шумных компаний. И вовсе не мизантропия причиной тому. Ему казалось всегда, что множественные недостатки не дают ему права занимать достойное место среди людей.

Страшная неуверенность в себе причиняла Николай Макарычу массу страданий. Порой мнилось ему, что из-за пыльных туфель или пятна на рукаве над ним смеются. И он тушевался и старался держаться в тени. Он не был красив, но ни в лице, ни в фигуре его не было ничего уродливого. Однако он сумел убедить себя, что рассчитывать на женскую любовь ему смешно. И всеми силами он избегал женщин, боясь натолкнуться на холодность или насмешки. Мнительность вынуждала его вести жизнь уединённую.

Да и работу он выбрал себе такую, чтобы как можно меньше видеться с людьми. Николай Макарыч – архивариус. Выучившись и получив специальность, он немедленно поступил на службу в музей. Однако карьера его не сложилась. И Николай Макарыч не продвинулся выше «м.н.с.». Сколько потом ни сменилось вокруг него людей, все видели его в этой должности, среди бумаг, как если бы это был не он, а гоголевский Акакий Акакиевич.

Никогда не отмечались в музее дни рождения Николай Макарыча, и только на пятьдесят лет, спохватившись, коллеги преподнесли ему вазу, чем вогнали именинника в густую краску. Он хотел было сказать благодарственное слово, но смутился и покраснел, отчего смутился ещё сильнее и сбился. Махнул рукой и от смущения прослезился.