Полина Олехнович: Тест на безопасность

Отверстие наверху захлопнулось с отвратительным чавкающим звуком. Свет едва просачивался через плотные эластичные стены. Спина прилипла к чему-то вязкому.

Оправившись от шока, Яна Зорина с усилием поднялась, липкая густая субстанция нехотя выпустила ее, оставив на защитном костюме склизкие следы.

Яна встала на выступы внизу стен и старалась не шевелиться, чтобы не соскользнуть в воронку посередине, заполненную мутной, густой жидкостью.

Снаружи доносились погашенные до глухого уханья крики более удачливых членов экспедиции.

Она потянулась к микрофону.

– Вот черт!

Пальцы нащупали за ухом только никчемно болтающийся проводок. Микрофона не было. Наверное, он оторвался при падении.

– Отлично, связь потеряна. Надо же так попасть!

Она с отвращением посмотрела на гладкие розовые стены ловушки.

Яна Зорина ненавидела розовый. Этот цвет бесцеремонно выпускал на свободу воспоминания из прошлого. Воспоминания из разряда тех, которые так хочется стереть навсегда, чтобы снова и снова не переживать боль, стыд, унижение, да мало ли что еще.

Папа тащит тяжелые чемоданы, мама пытается пристроить в безопасное место коробку со старинным семейным фарфором, четырехлетний брат носится кругами, спотыкаясь о сваленные в прихожей вещи. Яне Зориной четырнадцать. И ее безумно раздражает вся эта суета. Правильно говорят, что переезд подобен стихийному бедствию.

Она смотрит в зеркало и замечает на носу россыпь прыщей. Опять, опять! Вот, уродство!

Брат «стреляет» из игрушечного бластера. Резкие звуки продавливают барабанные перепонки. Яна не выдерживает:

– Хватит, перестань!

– Яна, не смей кричать на ребенка! – заводится мама.

– Дети, бегите лучше наверх и посмотрите свои спальни, – вмешивается папа.

От родителей справедливости не дождаться. Им бы только «нивелировать конфликт», как выражается отец.

Толкаясь, дети мчатся по лестнице на второй этаж. Яна слышит, как брат визжит от восторга в новой детской.

Она подходит к своей комнате и замирает на пороге. В спальне буквально все розовое. Приторные розовые обои, кровать с розовым покрывалом и дурацкими рюшами, розовые коврики…

Почему они никогда не считались с ее желаниями, почему не прислушивались к ее мнению?

– Я же просила вас! Я просила! – рыдает Яна. Сквозь пелену слез она видит обескураженные лица родителей, – я же хотела 3D-обои с подводным миром и жидко-кристаллическую панель во весь потолок…, а не эту розовую тошноту!

– То, что ты хотела нам не по карману, – сердится отец.

– На мой взгляд, очень милая комната получилась, – поддерживает его мама.

Сладко-конфетный цвет неразрывно связался с событиями той страшной ночи…

Даже спрятавшись с головой под толстое розовое одеяло, Яна отчетливо слышала крики родителей и выстрелы…

Тошнотворный розовый цвет. На лбу выступила испарина.

Дышать! Глубоко дышать, как учил психолог.

Самое отвратительное, что нож она отдала Санчесу. Говорят же: «жалость плохой попутчик».

Этот смазливый недотепа запутался в траве, жесткой как проволока, с маленькими тонкими колючками. Пытаясь высвободиться, он порвал перчатку, и оцарапал руку до крови. Она дала нож, чтобы он обрезал цепкие стебли травы.

В ловушке оставалось все меньше кислорода. Голова начала кружиться от тяжелого дурманящего запаха.

Члены экспедиции столпились вокруг плотоядного растения.

Первые полчаса после прибытия завершились несчастным случаем. Они только вздохнули с облегчением, выбравшись из тесных капсул лайнера, только успели познакомиться друг с другом и едва ли успели как следует осмотреться.

Площадку, на которую приземлился лайнер, окружали крупные растения, состоящие из широких, лежащих на земле листьев и розовых чаш с воронкообразной сердцевиной. Начальник экспедиции попросил ничего не трогать, зачитал правила безопасности, показал электронную карту. Экспедиция выдвинулась по намеченному маршруту. Но уже через десять минут латиноамериканец по фамилии Санчес запутался в колючей траве. Пока все помогали ему выбраться, помощь потребовалась еще одной участнице экспедиции.

– Эй, Яна? – дрожащим голосом позвал мужчина, представившийся юристом. Он повернулся к остальным, – Ее же Яна зовут? Яна, ты слышишь?