Ксения Личная - Путь. Современная повесть

После свечу поставили на стол жениха и невесты, и она горела до последнего гостя, так ни разу и не погаснув, распространяя вокруг изысканный аромат.

Воспоминания того момента наполняли душу Лены теплотой, и как-то сама собой на губах появилась блуждающая улыбка, а глаза потеплели и посветлели. Но лишь на мгновенье. Потому что в следующий момент она вспомнила, что последовало за этим…

Проводив гостей, Василий взял за руку Лену и повел к машине.

– Куда мы едем?

– К тебе. Возьмем твои вещи. Ты же их собрала?

– А потом?

– Увидишь, – загадочно сказал он, ее любопытство было столь велико, что она не придала значения той не совсем радостной окраске его голоса.

Они пристегнулись и поехали к ней на квартиру.

Машина везла их по ночной, свободной от пробок, Москве, раздвигая темноту светом фар. Лене было приятно сидеть рядом с водителем и разглядывать ночной город в окно. Как же красива освещенная и подсвеченная современная ночная Москва! Лене даже казалось, что город гораздо красивее ночью, чем при солнечном свете. Василий наслаждался свободой дороги, с удовольствием перестраивался из одного ряда в другой, набирал, где разрешено, скорость и плавно входил в повороты. Он подъехал к дому Лены и мягко затормозил.

Они поднялись наверх. Чемоданы уже стояли у порога. Лене требовалось лишь снять подвенечный наряд и натянуть заготовленную дорожную одежду. Она зашла в спальню, не включая свет, стала расшнуровывать корсет. Василий подошел сзади:

– Где тут спряталась моя женушка?

– Вась, я сейчас быстро. Помоги расстегнуть, – молния была сзади, утопала в складках ткани и была пришита ужасно неудобно.

Василий потихоньку, раздвигая ткань, расстегнул ее до конца.

– Ух, – довольно вздохнула Лена, – вся запарилась в этом платье: не вздохнуть, ни поесть нормально!

Она спустила лямки, и платье с шелестом упало. Она не хотела переодевать белье, поэтому быстро стянула чулки и потянулась за приготовленной футболкой. Василий остановил ее, провел по ее руке вверх, потянул бретельку вниз, расстегнул сзади застежку, и откинул ненужную дорогущую, всю сплошь расшитую вручную, деталь женского белья.

Спустя некоторое время, Василий уже поправлял галстук, а Лена надевала дорожный костюм, состоящий из спортивных штанов, футболки, толстовки и кроссовок, Лена вручила чемоданы мужу; они стали спускаться. Уложив вещи в багажник, Василий сел за руль, Лена уже устроилась рядом и пристально смотрела на него.

– И?

Василий не смотрел на нее, разглядывая невидимое нечто у себя на коленях.

– И? – повторила Лена.

Молчание. Минута. Две. Три.

– И? – не выдержав паузы и повышая голос, спросила она вновь, – Говори же!

Он длинно вздохнул, потом также длинно выдохнул и посмотрел в ее глаза:

– Лена, прости, мы не едим в путешествие, – голос звучал тихо и просительно, в тоже время как-то уверенно, – Я не купил билеты. Никуда не купил. Прости, если сможешь. Я хотел сказать тебе раньше и не смог… Мы едем под Тверь, у меня там новая работа, приступить надо завтра же, с твоей работой все улажено: ты в отпуске, сколько будет нужно. Я продал нашу с мамой квартиру, купил дом в деревне, там пока и будем жить. Мама лето поживет на даче, – быстро закончил он.

У Лены глаза полезли из орбит после первого же предложения, а рот медленно стал раскрываться и, пока муж говорил, глаза вылезали все больше, а рот раскрывался все сильнее, хотя, казалось, что больше и сильнее уже невозможно. Лена готова была произнести тысячи оскорблений и яростных ругательств, но не в состоянии была проговорить ни слова. Шок, именно это слово лучше всего характеризовало ее состояние. Василий, воспользовавшись ее молчанием, завел автомобиль, выехал со двора, и понесся снова по ночной Москве. Он смотрел прямо, изредка поглядывая в зеркала. Лицо было нарочито отвлеченным и излишне серьезным.

Лена не могла прийти в себя. Слова мужа произвели на нее эффект разорвавшейся прямо у нее в голове бомбы. Мысли спутались. Ей хотелось сказать так много, а не говорилось ничего. Она сидела и ловила ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, уже не замечая красот ночного города. Мир перестал для нее существовать. Впрочем, ей казалось, что и ее жизнь остановилась, лишилась всякого смысла. Она десять лет потратила на обустройство своей жизни в столице, и в тот момент, когда напротив всех пунктиков уже можно было ставить галочки исполнения, ее везут в глухую деревню, тем самым перечеркивая все то важное для нее, что было добыто так долго и тяжело! Это казалось невозможной, просто невероятной несправедливостью. Взяли и отняли ВСЁ. Это чертовски несправедливо. Это ужасно, ужасно.