Олег Сакадин - Последний теракт. Книга первая

– Я понимаю, что многого не договариваю, но прошу об одном, пожалуйста, верь мне, – говорил Платон перед отъездом в аэропорт. – Мне будет гораздо легче жить, если буду знать, что ты веришь моим словам и чувствам.

Вика в свою очередь также не хотела врать и лукавить душой, ведь внутри все же был некий огонек сомнения в происходящем, но умоляющий вид Платона был настолько искренен, что простой смертный человек, даже великий актер в жизни не смог бы сыграть лучше, если бы не испытывал подобное.

– Да, я верю тебе, – поток нахлынувших чувств был слишком велик, чтобы сдержать его, и слезы ручьем покатились из глаз, блестя на солнце.

Платон с нежностью обнял девушку, прошептав самые дорогие слова, хотя и не думал говорить их.

– Я люблю тебя, пусть даже и знаю не больше дня, но все равно люблю.

Вика не смогла ответить, тратя все силы на то, чтобы окончательно не разрыдаться, однако в последнюю минуту все-таки взяла себя в руки, вспомнив один пикантный момент, который сразу же полоснул по сердцу кинжалом.

– Сергей, перед тем как ты улетишь, я хотела бы кое о чем попросить.

– Проси все, что угодно, – с удивлением от резкого изменения в девушке произнес Платон.

– Там в поезде, когда я только пришла, а ты еще спал, – Вика говорила медленно, словно боясь довести вопрос до конца, – во сне ты произносил имя… Настя.

Платон задумался.

– Пойми, я не хочу омрачать наше прощание, – осторожно продолжала Вика, – но ты только что сказал такие слова… и вообще, за последние сутки столько всего…

– Не надо, я все понимаю, – перебил девушку Платон, – я говорил то, что чувствовал, и отказываться от своих слов не собираюсь. Настю ты можешь не ревновать, ее больше нет на этом свете.

– Прости. Она была твоей девушкой?

Платон посмотрел на нее столь пристально, словно хотел заглянуть в душу, и ответил со всей невероятной правдой:

– Нет, она была моей… машиной .

Аэропорт «Пулково» был весьма многолюден, хотя что еще можно ожидать от аэропорта. Пройдя первый контроль багажа, Платон запаковал специальной пленкой небольшой саквояж и направился на поиски нужного терминала, возле которого уже выстроилась солидная очередь.

Заняв место в конце, он старался думать о чем угодно, но только не о Вике. Нельзя сказать, что ему удалось добиться успехов в этой области, только зря обманывая собственную голову.

«Почти сорок лет, а влюбился как мальчишка! Разве такое возможно?»

Оказалось – возможно, и слова любви, которые Платон говорил Вике на прощание, шли от самого сердца. И хотя большинство людей скептически отнеслось бы к подобным чувствам, у которых возраст не более дня, Платон был уверен в себе.

Он бы и дальше размышлял о внезапно обретенном счастье, но почувствовал на себе пристальный взгляд.

Обернувшись, Платон встретился глазами с молодым мужчиной в темных джинсах и кожаной куртке. Тот быстро отвернулся, но Платону хватило мгновения, чтобы определить заинтересованный взгляд профессионала.

Быстро перехватив стоящий рядом саквояж, Платон хотел было двинуться прочь от терминала, но почувствовал легкий укол, практически комариный укус, и застыл как вкопанный.

Сознание поплыло, силы стали отпускать его. Пытаясь бороться с внезапным наваждением, Платон схватился рукой за ближайший поручень, стараясь сосредоточится. Но действие лекарства брало свое, и ноги вскоре окончательно подкосились – он рухнул на пол, теряя сознания уже в полете.

– Помогите, человеку плохо! – слышалось где-то очень далеко, словно из потустороннего мира.

А потом сильные руки схватили Платона и потащили прочь из аэропорта.

За последние три года я понял две главные вещи – ничто не вечно, и даже самый прочный мир в твоих глазах может рухнуть в мгновение ока. Практически также было и у меня. Вспоминая об этом времени позже, я с трудом мог определить, с чего же собственно все началось, и на каком отрезке пути судьба решила пропустить через мое тело и душу самый настоящий ад, подвергнуть мою жизнь самым тяжким испытаниям и навсегда убить во мне прежнего человека. Чем руководствовался Бог – сломить меня навсегда, превратив из личности в общественный овощ, или же возродить нового, более сильного, устойчивого человека – я так и не узнал. Но после всего произошедшего с уверенностью мог сказать, что одну жизнь пережил и родился заново.

Люди говорят: «больше боли – ближе к Богу». Ежели это так, то никогда я не был так близок к Богу, как в то проклятое время, и мне казалось, что всевышний вот-вот заговорит со мной, услышит, и даже можно будет до него дотронуться, лицезреть, задать самый сокровенный вопрос: «ПОЧЕМУ Я?!».