Надежда Максимова - Тайна разрушенного храма

Зная болезненное пристрастие хозяина квартиры к порядку, я понял, что разгром, учиненный во всех комнатах, был одним из видов пытки. Причем, если судить по количеству крови на сиденье стула с обрывками веревок, пытали тут вдумчиво и со знанием дела.

– Какие версии? – спросил полковник, придвигая табурет и усаживаясь против нас так плотно, словно мы были подозреваемыми. – Есть предположения, что здесь могли искать?

– Ну-у, – сказал я, вдумчиво почесав лоб под линией волос. – Дядя Петя был антикваром – человеком не бедным.

– Это мы поняли. Дальше.

– Насколько я знаю, главные ценности дома он не хранил.

– И это известно.

– Ну, может какие-то отморозки?

– Отморозки, которых он знал? Которым сам открыл дверь? Которые на столе в зале разожгли небольшой костерок из денег?

– О, – удивился я. – Даже так!

– Именно так, – отчеканил начальник. – Судя по всему, грабителям нужна была какая-то вещь. Ценность которой несоизмерима со всем имуществом, находящимся в квартире. А хозяин, как вы верно заметили, был человеком не бедным.

– Похоже вы правы, – кивнул я, стараясь выглядеть одновременно удрученным обстоятельствами и восхищенным проницательностью полковника.

– Он что-то успел сказать вам? – напрямую обозначил интерес полицейский.

– Довольно неотчетливо.

– И все же?

Дядя Миша приподнялся на стуле.

– Я отойду на минутку, – произнес он в полусогнутой и потому особенно просительной позе. – Пописать…

Полицейский брезгливо дернул крыльями носа и снова обратил на меня сверлящий взгляд.

– Ну?

– Бессвязные слова, – поделился я застенчиво. – Мне кажется, он бредил.

– И все же?

– Что-то о мире… Не думаю, что это имеет отношение.

Грохот в соседней комнате заставил меня подскочить. Я ринулся туда и обнаружил, что дядя Миша, споткнувшись об обломки мебели, въехал головой в криво висящую полку, на которой еще чудом держалось несколько предметов. Все, разумеется, обрушилось и неловкому прапорщику крепко попало по затылку круглой жестяной коробкой из-под печенья.

В данный момент дядя Миша застенчиво улыбался, одной рукой потирая ушибленное место, а во второй держал подобранную с пола, ударившую его жестянку.

– Экий вы, – прошипел я, отбирая у старшего прапорщика коробку. Ну в самом деле, мог бы и повнимательнее смотреть под ноги, а то теперь полицейские подумают, что у нас в отделе все такие недотепы.

– Я это,.. – начал оправдываться дядя Миша.

– Вы сходили куда хотели?

– Нет еще.

– Вот и идите.

Я сурово развернулся на каблуках, и тут мой взгляд упал на желтенькую эмблему на круглом боку жестянки. Будь я проклят, но там совершенно отчетливо выделялось два слова, написанных незатейливой вязью: «Monte-Christo».

Торопливо, едва не поломав ногти, я поддел неудобную для открывания крышку, рванул… На пол посыпалось печенье в легкомысленных белых гофрированных салфеточках. А сверху, на эту съедобную россыпь, мягко спланировал листочек со стандартной надписью: «Упаковщик №4. Семен Труфанов».

Имя и фамилия упаковщика были вписаны шариковой ручкой. И в этом не было бы ничего особенного, если бы не почерк. Дело в том, что я много раз видел тексты, написанные отцом моего друга Юрки. Слова «Семен Труфанов» были начертаны его рукой. Вне всяких сомнений.

Монте-Кристо

– Докладывайте, – сухо распорядился генерал, когда мы всем коллективом собрались в его кабинете.

Да, хотя подразделение у нас малочисленное (списочный состав никогда не превышал пяти человек), значение делу, которым мы занимаемся, придается большое. Ярким доказательством служит тот факт, что должность нашего начальника – генеральская. А генералы ФСБ пустяками не занимаются, уж можете мне поверить.

– Я слушаю, слушаю, – напомнил о себе руководитель, прерывая затянувшееся молчание. – Или мне поименно на доклад вызывать?

Ничего не оставалось, как принять удар на себя. Как-никак, дежурство вчера было мое, стало быть именно мне отвечать за случившееся.

– Вчера после 23—00 в первой городской больнице скончался антиквар Петр Николаевич Ведёркин. Перед тем, как его увезла скорая, мне удалось буквально пару минут с ним пообщаться. Петр Николаевич был в сознании, узнал меня и произнес две короткие фразы, смысл которых мы сейчас пытаемся расшифровать.