Окончательно убедившись в том, что наша семья и собаки – вещи несовместимые, мы с мужем собрали семейный совет и решили, что если незамедлительно не пристроим и эту псину в надежные руки, то инфаркт, которого мы только чудом избежали в первое свое собаковладение, обязательно настигнет нас обоих прямо на текущей неделе.
Срочно был брошен клич по нахождению желающих приобрести молодого, веселого (я бы даже сказала, чересчур веселого) и общительного пса. И желающие нашлись. Это были родители знакомых моей мамы. Они жили в поселке неподалеку от нашего города. Там у них была крепкая сельская усадьба со всеми причитающимися ей причиндалами: огромным огородом с ухоженными овощными грядками, курятником с проживающими в нем жирными курами и горластым петухом, нарядный зеленый газон, искусно украшенный цветочными клумбочками со всякими там астрами-пионами-маргаритками – все же мы говорим об усадьбе двадцать первого века, когда все, даже селяне, предпочитают красоту и удобство грязище и разрухе.
Усадьба блистала чистотой и опрятностью, новым забором из свежеоструганых, покрытых лаком, досок; она радовала глаз хозяевам и вызывала зависть соседей.
Наш, вернее, теперь уже бывший наш пес, проявил себя с первых же минут. Его слегка укачало – с непривычки – в автомобиле, в котором новые хозяева пытались доставить его к постоянному месту службы, и он для начала заблевал им весь салон новенького «Опеля». Не остановившись на достигнутом, Джек не стал сдерживать позывы своего, также не привыкшего к комфортным автомобилям, кишечника, и опорожнил его прямо на заднее сидение все того же «Опеля». Но и этого ему показалось мало! Для надежности он изодрал в клочья изгаженное заднее сидение несчастного автомобиля своими острыми когтями.
Кое-как переместившись в поселок, пес в первую же неделю передушил всех жирных хозяйских кур во главе с задирой-петухом, смел с лица земли овощные грядки вместе с надеждой на будущий урожай, и перерыл газон так педантично, что от цветов и травы не осталось и воспоминания. Казалось, что здесь прошел полк немецких фашистов, уцелевший со времен Великой Отечественной. То, что осталось от усадьбы после визита этой милой дружелюбной собачки, теперь напоминало документальные сводки с фронта после бомбежек вражеской авиации.
Напоследок пес проломил в новеньком заборе огромную дыру и проделал все, то же самое на соседском участке. Дальнейшая судьба этого удивительного представителя собачьего племени нам неизвестна. Но этот экземпляр окончательно убедил нас в правильности нашего выбора в пользу котов.
За многолетнее существование нашей семьи кошек у нас перебывало великое множество – к сожалению, эти животные не отличаются долголетием. Но некоторые из них оставили о себе настолько глубокие воспоминания, что даже по – прошествии многих лет на глаза наворачиваются слезы сожаления от того, что их уже нет с нами. Особенно запомнилась троица, которая, сменяя друг друга, прожила с нами около десяти лет. Это были коты, которых последовательно звали Израелем, Иннокентием и Моисеем. В просторечии они именовались Изей, Кешей и Мосиком. Столь нетрадиционный выбор имен вызывал настороженные вопросы наших друзей. На что мы всегда резонно сообщали, что должен же быть хотя бы один еврей в доме. На счастье.
Нашей особой любовью из всей этой троицы пользовался Мося, которого мы взяли десятимесячным котенком после того, как нас покинул Кешка.
Моська был кот непередаваемо красивой масти, помесь перса и сиама, с розоватым пузом, спинкой цвета крем – брюле, темными ушами и лапками и небесно-голубыми глазами. Нрава он был наикротчайшего.
Любой владелец сиамского кота знает, что это довольно злобный, злопамятный, и непредсказуемый, бьющий хозяина лапой изподтишка, зверь, очень своенравный, и, вообще, весьма своеобразный субъект. Как правило, со скверным характером.
Но Мося был не таков! Это был настоящий тюфяк примерно пяти килограммов живого веса. Приходящая к нам иногда в гости трехлетная (тогда!) дочка наших друзей спокойно брала его одной рукой за шиворот, а другой за хвост, и таскала по всей столовой, изображая что-то вроде мытья полов котиной тушкой. Мося стоически переносил эти издевательства, и только его горестный взгляд и текущие из глаз слезы выдавали всю глубину его душевных страданий. Но девочку он не поцарапал ни разу! Его голова болталась, как сосиска, лапы безвольно телепались вслед за обвисшим жирненьким телом, но он героически ждал, когда ребенку надоест это детское «поломойство», не издавая при этом ни единого звука.
Читать дальше