Павел Рупасов - Маленькие путешествия

То есть в них есть определенная степень испытания человека на психологическую устойчивость, и это, наверное, все, что в них есть позитивного. Всего остального ни в автобусах, ни в троллейбусах вы не найдете: здесь ничего нет от полета духа (не считая авиационного дизайна). Здесь нет поэзии, и не могут здесь рождаться поэты; здесь вообще нет какого-либо представления о русском искусстве; нет керамических горшочков с цветами; музыки нет и запаха духов (все с воли, со свежего воздуха заходящие сюда пассажиры перестают пахнуть в автобусах хорошим). Все же плохое, что есть в городских автобусах, особенно вечерних, перечислять бессмысленно – все знают ту особенную скуку, в смеси с вокзальным одиночеством, и еще несколько разновидностей пустоты и вселенского холода.

Но и в этом, одном из скучных мест мужской цивилизации всегда нужно отстаивать положение о том, что мы вынужденно проживаем в мужской цивилизации, а не, например, в женской. У женщин все было бы мягче, гуманнее и светлее. Да, в этом грустном пространстве, грустнее которого только вагоны метро, есть один вид красоты – женская! Женщины входят и выходят на остановках, подчас выигрышно конкурируя по дизайну с передовой автобусной инженерной мыслью авиационно-космического проектирования современного железного автобуса.

Всем вычитанием хорошего из автобусной среды предусмотрено Провидением, уготовано и представлено для мужчин время хоть сколько-то отдавать должное женской красоте.

Да. Всем видно – на остановке в салон автобуса красота пришла. Вот еще одна красота, и еще, и еще. И видно, что красоты, как хорошей поэзии, никогда не бывает слишком много.

И видно всем, что красота женская нездешняя и не мужская. Во всех смыслах перечеркивающая мужскую всякую, в сравнении всякому видно сразу всю псевдоцивилизованность и серость всей и любой мужской жизни.

И видно всем, что у настоящей этой красоты отношение к жизни с большой буквы, отнюдь не потребительское – красота всегда молчалива. Красота никогда не говорит: «…а ну-ка покажите мне все, что у вас здесь есть мужского и достойного». Она никогда не снизойдет до такого, все лучше и гуманнее – вы должны сами подняться и дотянуться до ее высот. От коготков лакированных до лакированных каблучков и шпилек – все здесь представляет лучшее и высшее, чем так могли бы гордиться мужчины, конфузливо пряча свои рабочие руки за спину… У женщин все по-другому: кожа фарфоровая, носики изящнее, кошельки и сумочки тоньше, прически выше, пуговки, лямочки тоненькие, мехом отороченные шубки. У мужчин все наоборот: кожа уличная обветренная, носы плоские, кошельки и портфели лопатами, пуговицы и лямки для рюкзаков, мех медвежачий, на груди растет. Только мужчины перечисленного выше внешнего вида могли превратить движение из категории чистой красоты в средство перемещения по поверхности земли – «автобус железный, четырехколесный, дребезжащий». И другие все его мужские подобные изобретения – эти коптящие адские самодвижущиеся машины с запахом керосиновой лампы.

И мужчины, оценив по достоинству все, сидят в своих твидовых пиджаках, в своем синтетическом мире, в своих железных автобусах, как в собственном фиаско, с красными ушами в апофеозе апоморфического своего мира, где у них так ничего и не получилось, все осталось без концов, дела – недоделанными, стрелки всяких ресурсов все время колеблются около нуля и единственное, что есть у них в их железных троллейбусах, усатых на голове и подкованных адским грохотом вагонах на спине, – это женская красота.

1995 год

Феодосийский базар по типу восточного – живет круглые сутки.

Даже в четыре утра уже некоторым лунатикам не спится и для них уже приготовлены бабушки с сигаретами и пивом.

Даже ночью многочисленные хозяева ночуют возле своего товара на рынке, жгут костры, спят на солдатских походных кроватях, сидят в окружающих кафе, танцуют и печалятся, напиваются и нет, грустят по дому и проявляют все высокие и низкие человеческие качества одновременно.

Сегодня днем видел высокого толстенького Хаджу Насреддина-Гомера, он ходил по рынку взад-вперед своего ларька и рассказывал, торгуя свой зефир и мармелад: «А на Кавказе я торговал, – горы, ущелья, на вершинах снег лежит. Базарчик прицепился как ласточкино гнездо к обочине трассы, которая муравьиной дорожкой ползет над пропастями. Крикнешь: «Покупайте зефирчиик! И эхо так: …чик-чик …чик-чик… чик-чик… чик-чик.…ЧИК-ЧИК!!!!!!!!!!!!!! ЭЭ-Х!

Читать дальше