Вячеслав Орлов - Истории для взрослых и не очень

– Катя, как ты думаешь, если бы Степан, твой отец, царство ему небесное, был бы жив, он бы нас понял?

– Я думаю, об этом не надо говорить. Случилось бы то, что случилось. Помоги мне убрать со стола.

– Пожалуй, подходящее название для этой безделицы, – подумал мастер, привыкший к тому, что его называют «Большой художник»», разглядывая прошлогоднюю незаконченную композицию с преобладанием интенсивно-синего в окружении светло-охристых пятен, напоминающих вереницу монахов-капуцинов, несущих горящие факелы. Из окна его мастерской видна речка с ослепительным солнечным бликом посредине.

– Хочется жить, хочется творить, хочется чего-нибудь выпить и чем-нибудь закусить, – сказал он вслух, и собственный каламбур ему понравился.

На Дмитровском направлении существует деревня Жопино. Да, название подкачало, но не более того, во всяком случае местных оно не шокирует и ничем оно не хуже известных мне Сукино, Прищемилово или Паскудино… Сейчас эта деревня известна не названием, а тем, что в свое время в ней поселился «Большой художник». Теперь, если какой приезжий ищет деревню с прежним названием, уточняя, что в ней живет художник, то местные говорят: «Так это, проедете с полкилометра, до столба с тремя опорами, повернете направо, проедете еще с полкилометра, там его и найдете, его всяк там знает».

Вот одна приезжая и нашла его таким образом. Откуда она взялась? Невысокая, в очках, складненькая, чрезвычайно женственная, улыбчивая, рыжая и примерно тридцати пяти лет. Увидев его перед большим холстом на лугу около речки, она не могла не застыть в благоговении, потому что, во-первых, на ее глазах, вполне возможно, рождался шедевр, во-вторых, художник был действительно большим (метра два ростом, наверное), плотный, с густой бородой, неряшливо кудряв и одет в белую хламиду.

– Местный вариант Максимилиана Волошина, – решила она, приблизившись к нему на расстояние вытянутой руки. День был июльский, субботний, жарило солнце, народу на реке была тьма, на выгоревшем небе ни облачка. От такого счастливого расположения обстоятельств хотелось зевать и сладко потягиваться.

– Ничего, что я тут стою, около Вас? – спросила приезжая.

– И вопросы, поди, будете задавать? – не поворачивая головы, поинтересовался художник.

– Это, – округлым жестом объяв картину, – разве имеет какое-то отношение к пейзажу, на который направлен ваш взгляд? – опасаясь за свое физическое благополучие, кротко спросила приезжая.

– Гражданка, Ваша наблюдательность делает вам честь, но она не тождественна вашей сообразительности. Я, знаете ли, не смотрю туда, на тот пейзаж, а пытаюсь здесь, на природе, закончить очередную картину из серии под общим названием «Кумулятивность красного в лиловом и розовом».

– Остановитесь, художник, не морочьте мне голову, – строго предложила приезжая. – То, что Вы делаете, называется, как бы это помягче выразиться… Я думаю – постшизофренизмом. Вам надо прийти в себя. Пойдите и нырните в речку, а я с вашего позволения посижу на Вашем стуле и покараулю, фу, вот это … «красное в лиловом и розовом».

– Пойдите и нырните… Вода – это, блин, стихия, в нее надо погружаться, а не нырять. Погружаясь, я становлюсь родственником ершам и тритонам. Пойдем, погрузимся вместе. Ты почувствуешь себя родственницей пиявки. Если хочешь, я тебя на ладошке подержу, чтоб не утонула. Расфукалась. тут. Не выпендривайся. Картина как картина.

– Вот хам, – сказала рыжая дружелюбно. – Ты научишь меня плавать?

– Что, совсем не умеешь?

– Я воды боюсь.

– Вот и не выпендривайся.

– Как незаметно мы перешли на «ты».

– С тобой иначе нельзя, мелкая змеюка. Давай уж, выкладывай, зачем я тебе. Сидел себе, творил. Хорошо еще, что я добрый, а то закинул бы тебя вон туда, в кувшинки, чтобы к людям не приставала.

– Я же плавать не умею.

– Ладно, пойдем в палаццо, налью тебе воды в блюдце, поплещешься немножко.

– Хватит измываться над женщиной…

– Что? Не пойдешь?

– Пойду.

– Однако! – изумилась приезжая, увидев красивый «сложносочиненный» дом на просторном газоне.

– Ну, что делать, нам, творцам, не зазорно иметь сносное жилище, – едва слышно буркнул художник.

– Так, в этом дворце ты живешь. А мастерская у тебя есть?

– А как же. Послушай, жратеньки хочешь? Тогда поскребешь по сусекам? А я поищу, чем остудить внутренний жар.. А потом пойдем мы с тобой в укромный уголок…