Сергей Борисовский - Про жизнь и капучино

Хорошо, что не ушел в запой. Хорошо, что поддержали родители.

Увидел свой страх остаться одному, после стольких лет вдвоем, непрерывную череду каких-то отношений, второй брак, когда казалось что вот оно, то, что искал всю жизнь, и предательство, запах чужого мужчины от её кожи.

Новую череду знакомств, но и только, чтобы была возможность хотя бы поговорить по телефону, не молчать.

Я посмотрел в её глаза и увидел всю её жизнь. Они дружили со школы, встречались, он ушел в армию, она его дождалась.

Закончили институт, нашли работу, встали на ноги, потом поругались, год не виделись, потом снова сошлись и на десятый год после первого поцелуя поженились. Свадьба, белое платье, гости, её родители оставили им квартиру, сами переехали в дом к его родителям, живут до сих пор вместе, дружно. На второй год брака родился сын, а через неделю он собрал вещи и ушел.

Недалеко. В соседний дом. К своему парню.

Она доверила ему всё, она знала его десять лет, она родила ему сына – и такой удар. Боль, которая уже почти прошла. И грусть.

Больше мужчин в её жизни не было. Только женщины. Они мягкие и податливые, они всё понимают.

Но время лечит, природа берет своё, подруги отдалились, кто-то прямо так и сказал – найдешь мужчину – рады видеть. А пока одна – не приходи, я за мужа переживаю.

Зачем?

Я знаю что могу сделать над собой усилие и вновь начать отношения – но сейчас мне до обидного жалко еще не потраченного времени. Времени на то, чтобы привыкнуть к новому человеку, выучить что она любит есть и что смотреть, как она любит любить. Выучить как зовут её родителей, улыбаться им, видя как они ненавидят меня.

Зачем?

Мне всё равно, у меня внутри всё сгорело дотла.

А она будет биться в эту стену, не понимая, что ответа не будет. И, может быть, смирится, а скорее всё пойдет по расхожему сценарию «муж, жена и он». А я могу многое простить, кроме предательства.

Мне комфортно со мной. Да, я понимаю головой, что это ненормально. Что медленно и не спеша начнет портиться характер, что мне нужно будет делать над собой усилия, чтобы общаться с людьми. Что постепенно может так случиться, что кроме рабочих взаимоотношений я не буду общаться ни с кем.

Я оторвался от её серых глаз. Потом посмотрел в них снова. Мягко улыбнулся, просто намёк на улыбку.

– Рассказать о себе? Я не принесу тебе ничего, кроме боли. Прости.

Одиночество – это страх. Страх сделать больно. Слишком хорошо понимаешь механизм боли, слишком хорошие были учителя.

Одним мягким движением я встал и вышел.

Снаружи прошел дождь, воздух был прозрачен и свеж.

Неподалеку, за памятником вождю пролетариата, тянулись к осеннему небу ветви деревьев.

«Прозрачность и объем, всё как мы любим» – всплыло откуда-то из памяти.

Завтра будет еще один прекрасный день.

Поздно вечером, уже превысив в два раза свою норму, я решил поехать домой.

Уже когда ехал на день рождения знал, что это – последняя наша встреча, но не захотел отказать себе в удовольствии.

Не смотря ни на что, дорогие духи в унитаз не выльешь. Придется пользоваться.

Опуская детали не слишком запомнившегося вечера, отчасти из-за патологической несовместимости с присутствовавшими, отчасти из-за количества выпитого, могу только сказать, что это был далеко не самый лучший праздник.

Она вышла меня проводить. Собственно, нетвердо передвигаясь в сторону дороги и было произнесено «Мы слишком разные, нам лучше расстаться». «Так что, мы не пойдем на концерт?» – спросила она. «Нет, не пойдем» – ответил я.

Свет фонарей с трудом пробивался через белесо-желтый, с привкусом доброй половины таблицы Менделеева, туман.

Воздух, казалось, можно было выжимать, как мокрую тряпку.

Через минуту из тумана появились желтоватые огоньки разбитой копейки. Водитель, в «зеленке», хотя хрен сейчас разберешь, кто из носящих пятнистую форму военный, а кто просто на даче в ней работает.

– Тебе куда?

– Домой.

– Садись.

Иногда тянешься к совершенно незнакомым людям, желая рассказать им о своих проблемах, при этом зная, что никогда их больше не увидишь. Психологи, кажется, называют это «синдром попутчика». Вот и водитель, видимо, был непрочь послушать очередную историю. Может ему было скучно, может быть хотелось поговорить. Кто знает?