Однажды весь багаж ранее накопленных знаний по чибуловедению накрылся медным тазом. Отправили меня родители огурцов прикупить, доверив 3 рубля и 20 копеек советской наличности. Был июнь, утро, за окном, казалось бы, ни души. Я благополучно добрался до продовольственного магазина номер восемь, закупил 2 кг вечнозеленых и по такому случаю вечнорезиновых советских огурцов и устремился обратно. Мое огурцовомагазинное путешествие подходило к концу, как вдруг на горизонте тревожно замаячили пять матерых чибул. Они шли уверенной поступью, размеренно отмеряя шаги между своими семечками и моей сдачей в размере одного рубля и шестидесяти пяти копеек.
Первая мысль, которая пришла – обнять кулек с огурцами, включить форсаж и ретироваться. Нужно отметить, что достаточной концентрации безрассудства и борзоты во мне никогда не наблюдалось. Пока я рисовал в своей голове пути отступления, зазвучало знакомое слуху: «Слышь, пацанчик…». Общаться с семнадцатилетними парнями, когда тебе двенадцать, их пять, а ты один – не очень комфортно. Традиционная модель уличных коммуникаций выглядит предельно просто: вопрос-ответ, минус в карму, деньги в кассу взаимопомощи общества любителей чибул. При всей ясности картины, расставаться с родительскими деньгами моему юному и растущему организму явно не хотелось. Видимо поэтому на все вопросы новообретенных приятелей я отвечал молчанием. В какой-то момент мое безмолвие достигло критической массы. Вожак чибул к тому моменту обильно брызгал слюной и расписывал перспективы моей никчемной нано-альфа-самцовой кармы. Внезапно я зарядил ему в челюсть. Потом еще два раза ударил попеременно правым и левым кулаком по лицу. На месте гостевых визитов моих ручонок на физиономии чибулы заалели розовые звездочки – верные предвестники синяков. В какой-то момент показалось, что он седеет на моих глазах. Глаза чибулы округлились, волосы на голове вздыбились и танцевали сиртаки. Друзья, его казалось, также прибывали в легком замешательстве. Я молча пошел дальше. Чибулы тоже.
Пока брел домой, думал – что это было, и прав ли я был, ударив человека по лицу первым? Для меня это был удар не по человеку, а по своему страху. С тех пор, когда мне страшно, я просто делаю шаг навстречу неизвестности. Бить при этом всех подряд совсем не обязательно. Но если человек меня оскорбляет, стремится отнять принадлежащее только мне и при этом физически меня превосходит – могу и в челюсть зарядить!
Васька пить не любил и все про это знали. Каждый раз, когда мы собирались с мужиками брови расчесать и зеленого змия загарпунить, растворялся наш Василий не хуже восточного джина. Природа его фобий до поры была не ясна и потому вызывала массу домыслов и догадок. Кто-то говорил, что он запойный, кто-то утверждал, что он мусульманин и признаки того в бане своими глазами видел, иные полагали, что он больной и лечится. Иными словами, для коллектива Василий Николаевич был белым пятном на белой бумаге. Это, сами понимаете, для любого сообщества не дело: ни выпить толком, ни поговорить. Вдруг, ты пьешь, всякую чушь несешь, а он не пьет и все записывает. Напряг!
Длилось это наше алкогольное противостояние около трех месяцев. Мужики сон потеряли, у некоторых проблемы в семьях нарисовались. Ну, вот как объяснить, почему ты с работы трезвый пришел, когда до этого пять лет на бровях возвращался. А у жены одна гипотеза – бабу другую завел! Скандал, пыль до потолка!
Решили мы с мужиками форсировать тему, так как терпеть больше уже мочи не было. Собрались как-то после обеда у заводской столовки и стали нашу белую ворону-трезвенницу дожидаться. Васька видимо почуял неладное и не особо спешил прощаться со столовским киселем и котлетками. Ближе к двум часам его явление народу свершилось. Первым слово взял наш бригадир – Михалыч. Если не вдаваться в этимологию и дословный перевод всего сказанного уважаемым шестидесятилетним аксакалом, это звучало так: «Мы очень взволнованы природой твоего поведения и призываем к конструктивному диалогу». Михалыч обычно ко всему добавлял «ннна», и поэтому монолог его был весьма проникновенным. Васька поначалу опешил, и, казалось, после сказанного стремительно уйдет в запой. Дальше слово взял Игорек Стырыгин и минут пять тер про свою семейную жизнь и про то, что если Васька за ум не возьмется и пить со всеми не начнет, семье Старыгиных придет кирдык. Дальше больше, загудел заводской люд.
Читать дальше