И что-то цепляет, а что-то нет, оседает глубоко или на поверхности, хватает за живое или проходит мимо. Очень сильно задел «Выход», я читала на работе и, спрятавшись за монитор тихонько утирала слезы. А «Папа из 32 квартиры»?! Душно было читать, задыхаешься от описания такой любви. На меня в этом рассказе давит всё: ты не можешь выдохнуть и жаждешь узнать, что дальше. И в конце понимаешь почему задыхаешься, ты, наконец-то, выдыхаешь! И потом читаешь следующее. Читаешь про Олино море, которое не кончается. Такое трудное начало, но такой завораживающий конец. А «Маленькая повесть о Славке»? Прочитайте эту маленькую повесть. Я читала уже, и я перечитала еще раз, и уверена, что прочитаю ещё не раз. Я знаю, что свою первую книгу Оля хочет подарить своей маме. Я скажу так: «Мне тоже есть кому подарить эту книгу!»
Лео Жуков, предприниматель, Мюнхен
За творчеством Ольги Плисецкой я слежу уже несколько лет. Что-то из её рассказов я читал по мере их появления и опубликования в социальных сетях, в Живом журнале или на творческом сайте Ольги «Разговор по душам», а некоторые прочитал впервые в этой её первой книге. Рассказы разные, непохожие друг на друга и непредсказуемые как наша жизнь. «Дневник памяти. Я есть» – это истории, которые побуждают остановиться и призадуматься, некоторые вызывают невольные слёзы. Ольга Плисецкая – талантливая писательница и замечательная женщина. Некоторые её рассказы настолько эмоциональны, что, прочитав, вы просто-напросто не сможете остаться равнодушными.
Леонид Лейтес, герой предпоследнего рассказа – тот самый дедушка из Нью-Йорка, инженер, изобретатель, доктор технических наук
Сегодня я, вопреки своим планам действовал согласно незнакомому мне слову прокрастина́ция (из Википедии: от англ. Procrastination — задержка, откладывание; от лат. Crastinus — завтра и лат. Pro – на; – в психологии откладывание дел на потом, которое приводит к болезненным психологическим эффектам), а именно: открыл книгу «Я есть» и не мог оторваться! Ольга пишет замечательно, открывает свою душу! Хорошо бы меньше незнакомых мне слов, например, в толковых словарях я не нашёл слов гипнолог (рекламные тексты – не пособие по грамотности), креативщик, инсайт. Желаю Оле дальнейших больших успехов и удачи!
Разрешите вам представить своё творчество – это мой «Дневник памяти».
«Дневник памяти» – простые пазлы; складывая их, я рисую картину Жизни, составляю её смысл. Каждый пазл живёт сам по себе. Однако соединяясь, все истории становятся единым целым. В японской классической литературе есть жемчужина – это жанр дзуйхицу, что в буквальном переводе означает «вслед за кистью». Записывать то, что приходит на ум, выходя на сцену Жизни из-за открывшихся кулис памяти. Записывать то, что попадается на глаза, увлекая воображение и рождая ассоциации, повинуясь движению души автора, – будь то воспоминание, история из жизни, бытовая сценка или просто раздумье о быстротечности времени, о людях, их принципах, ценностях, убеждениях – это и есть тот Путь, по которому движется кисть Художника Жизни. «Дневник памяти» – это место встречи Правды и Вымысла, Добра и Зла, Света и Тьмы. Что-то нарисовано мною ярко и отчетливо, а что-то является всего лишь наброском, штрихом, выдумкой или просто раздумьем.
Каждая семья имеет свои традиции, ибо человек без традиций голый. Равно как и общество.
Виктория Токарева. Я есть. Ты есть. Он есть.
Она с детства мечтала написать книгу. Будучи еще совсем маленькой, когда детвора во дворе бегала и шумела, она тихо сидела дома одна и играла в библиотеку. Отрезала аккуратно ножницами чистые листы из альбома для рисования, складывала их аккуратно пополам, один за другим, и сшивала в серединке иголкой с нитками. Это бабушка её научила. Бабушка хотела научить её пришивать пуговицы, но ей это было неинтересно, и она попросила бабушку научить её делать книги.
– А что в них будет написано-то?! – смеялся дед, прищуривая глаза, удивляясь такому рукоделию.
– А всё то, что напишется, – подбадривала её бабушка, защищая от дедушкиных нападок.
Она ещё не умела писать и даже не умела читать, но уже знала, что такое черновик, и свои книги называла беловиками. Хотя бы потому, что страницы в них были белыми-белыми.
Если мы когда-либо сможем пробраться через туман проекций, в которых проводим большую часть жизни, то начнем воспринимать обычное как исключительное.
Читать дальше