Ольга Плисецкая - Я есть

– Димка обидел? А ты? А он? Истоптал твою куртку?! Обзывался? Запомни одно: подставлять другую щеку ты будешь при милых поцелуях, а когда тебя унижают – надо бить!

И папа учил Светочку драться, отстаивать свои границы, защищать их, учил правильно сжимать кулаки, правильно ударять, правильно сгибать руку соперника, не давая ему даже замахнуться, папа учил правильно давать пощечины, такие, чтобы потом оставались следы и надолго, чтобы надолго помнил тот, кто решился пнуть в коленку или выбить стул, чтобы Светка рухнула на пол, надолго помнил, что Светку обижать нельзя. Запрещено. Светка об этом даже рассказала Димке.

Достаточно было рассказать.

Папа был мудрым. У него можно было спросить обо всем на свете: имеет ли жук-пожарник отношение к пожарам, кто такой шпрехшталмейстер, как пишется слово «безапелляционный», почему он прозвал Димку «чичисбеем», почему в 1926 году Далай-лама ввел налог на уши.

– Пап, а у тебя была первая любовь?

– Да. Твоя мама. Первая и единственная. Всё остальное – это так, симпатии. Люди часто путают, думают – вот оно, на всю жизнь, нашёл, а это просто симпатия. Нам часто нравятся те, кто или похож на нас, или, наоборот, обладает какими-то качествами, которых нет в нас самих, и мы ищем, тянемся, хотим тоже быть такими. Тихоням нравятся активные, активным – тихони, смелым – робкие, правдивым – выдумщицы… Всякое бывает. Но не всё есть любовь, – рассуждал папа. – Иногда люди тянутся друг к другу просто потому, что у них есть общий урок. Они как брат и сестра, родные на духовном уровне, и может начать казаться, что это притяжение – и есть любовь. Потом, через много лет, люди иногда начинают понимать, для чего они были даны друг другу, что эта их встреча – не просто случайность, а урок. А кто-то так и не понимает, не всех настигает мудрость. Когда к тебе придёт настоящая любовь, ты это почувствуешь, поймешь, доченька, вот увидишь! – уверял папа Светочку.

Он так радовался Светочкиной золотой медали. Какая гордость! Умница! Все экзамены на отлично!

К сожалению, папа не смог прийти на вручение аттестатов. Передал Светочке шикарный букет. Когда объявили Светкину фамилию, она встала и с этим букетом пошла к сцене. Димка, тот самый, истоптавший когда-то её куртку, начал аплодировать первым, тем самым подняв за собой весь зал, и все стали кричать: «Браво! Браво!»

Светочка светилась от счастья.

Да, избитое выражение, да, клише, да, трюизм, а как по-другому сказать, если на самом деле светилась?!

Светочка купалась в папиной любви, словно в самом нежном, в самом тёплом, в самом чудесном море на свете. Её красота, женственность, грациозность были настолько безупречны: казалось, что над её головой светится нимб.

Нимб счастья.

Она держала в руках букет из любимых белых пионов, аттестат зрелости и маленькую коробочку, которую ей подарил Димка. В коробочке лежала маленькая пуговка. Маленькая голубая пуговка с белым кружочком в середине и переливающимся камушком в самом центре.

Димка знал про Светку чуть больше, чем она думала. Он даже знал, что не было у Светки никакого папы. Выдумала она его себе. Папа сбежал, исчез, растворился, как только узнал, что мама беременна, и с тех пор папу этого, идеального и почти святого, так никто никогда и не видел.

И еще Димка знал, как он назовет их дочку.

И еще он помнил сказку про пуговку.

Сказку, которую Светке когда-то рассказал её папа.

– Сними маску! Будь сама собой! Ничего не играй! Просто поверь, что тебе плохо. Ты просишь о помощи! Проси! Проси! Мы должны поверить, что тебе плохо, и ты просишь, умоляешь о помощи! – молодой парень, ведущий театральной студии, кричал на хрупкую женщину, смущённо перебиравшую ярко-красный платок в руках. Его голос был резким, требовательным, авторитарным.

– Ну, знаете, я оказалась в такой ситуации… Мне очень жаль… Мне очень плохо, очень, очень, – голос её дрожал.

– Не верю! Не верю! Врёшь! – ведущий был просто вне себя от ярости, он очень хотел, чтобы девушка, что называется, «прорвалась» сквозь толщу наигранности, неестественности, жеманства.