Вера Малярша - Я всегда была уверена, что главное для женщины…

Девушка из Ярославля уже сидела за столом. Она была обычной для московского глаза. Никакого волжского говора, ни показного церемонного стеснения, ни уж тем более амбиций любовницы режиссера.

– Шура, – сказала девушка и протянула Григорьевой холодную кисть с синеватыми длинными пальцами.

– Мать, – ответила Григорьева, устраиваясь в кресле за столом. – Давайте по-семейному, Шура. Вы действительно, Шура? Или по сценарию?

– И по сценарию тоже, – кивнула Шура. Она была совершенно серьезна. – А можно я буду называть вас не матерью, а мамой?

– А как в сценарии? – Григорьевой стало неловко. Сценарий-то она все еще не прочла.

– По сценарию – мама, – сказала Шура и отодвинула в сторону меню.

– Может, вначале сделаем заказ, – посоветовала Григорьева. – Пока его приготовят, половина жизни уйдет. И я из мамы превращусь в бабушку.

– Не превратитесь, я умру, – сказала Шура. – У меня всего-то три съемочных дня. А потом я уеду в Ярославль.

– Как три дня? – не поняла Григорьева. – А чьей же матерью я стану?

– После моей гибели вы будете страдать, – сказала Шура. – Даже решитесь на самоубийство.

– Господи, – невольно шепнула Григорьева, – какой ужас…

– А потом попытаетесь усыновить девочку, похожую на меня, – Шура замолчала.

– В смысле, шатенку с серыми глазами? – уточнила Григорьева.

– Нет, глаза – это не главное, – сказала Шура. – Главное, чтобы левая ножка была короче правой. Как у меня. И после моей смерти, это станет главной маминой навязчивой идеей. Усыновить как можно больше детей-инвалидов. Казанцев хочет пробить американцев и на слезах получить Оскар.

– У него это получится, – сказала Григорьева. – Я уже растрогана.

– Что-нибудь будете кушать? – подошел официант.

– Я ничего, – сказала Шура, – только воду с лимоном.

– Почему? – поинтересовалась Григорьева.

– По сценарию, – отозвалась Шура.

– А мне по сценарию чего-нибудь полагается?

– Красная икра, рыба, мясо, овощи, вино, – сказала Шура. – Мама работает в ресторане. Причем в русском, в точности, как этот. Мы ведь дети Станиславского, все должно играть на образ.

– Это Казанцев сказал?

– Да, – кивнула Шура. – Он многому меня научил.

– И как же вы познакомились? – не удержалась Григорьева.

– Он в прошлом году был в Ярославле, – сказала Шура. – Зашел к нам в драматический. Он долго со мной бился. До отчаяния.

– А мне говорил, что вы талантливая, – не удержалась Григорьева.

– Ой, что вы, нога-то короче, – сказала Шура и засмеялась. – Вот он и адаптировал сценографию под меня… я столько раз падала… у меня все ноги в синяках….он не всегда успевал меня ловить…

– Есть опасность привыкнуть к хромоте, – сказала Григорьева. – Кино закончится, а ты все хромаешь и хромаешь…

– Хромаю и хромаю, – сказала Шура и отпила большой глоток воды. – Чего только мне ни делали. И гимнастикой, и аппаратами ногу вытягивали. Ужасно больно и долго. Но все равно не вытянули, у меня кости хрупкие, больше не тянутся.

Григорьева застыла:

– В каком смысле?

– Ну, у всех кости разные, – сказала Шура и тут же спохватилась. – Только это уже не по сценарию, это я про себя. Ничего, если про себя?

– Конечно, рассказывай.

– Ну, вот, родилась я калекой, но я этого слова не стесняюсь, – сказала Шура. – Я к нему привыкла. И окончила нормальную школу, а потом даже театральное училище. И стала работать в нашем волжском драматическом театре. И мне давали роли, где нужно было говорить по-московски, ну то есть, акать. У меня очень хороший слух, я могу сразу запоминать особенности языка, почти полностью. Вам это не скучно?

– Говори, Шура, – Григорьева во все глаза смотрела на порозовевшее Шурино лицо.

– Вот, например, в грузинском языке, а я играла царицу Тамару, есть буква «К», но звучит она по-разному, в зависимости от положения языка. И есть проверочная на «грузинскость» фраза «Лягушки квакают в болоте», вот, попробуйте повторить «Бакхкакхи цкалши кхкикхкинебс…

– Погоди, Шура, – сказала Григорьева. – Ты хочешь сказать, что у тебя одна нога…

– …короче другой, – закончила Шура. – Но ты не волнуйся, мама.

– И Казанцев именно поэтому выбрал тебя на эту роль?

– А что тут удивительного? – пожала плечами Шура, – Я актриса, у меня хорошие природные данные.

– Что ты называешь хорошими природными данными? – замерла Григорьева.

– Как? У меня по-настоящему одна нога короче, и можно снимать крупные планы и даже босиком. В сценарии есть эпизод на пляже… А вы питерская, да?