Их ослепительный блеск в очередной раз затмил разум молодой женщины. Она уступила домогательствам Алексея.
«Почему, – думала на утро Марина, – она должна отказываться от радостей жизни. Только из-за того, что ее муж не желает поступаться своими принципами. Но прочный брак строится не только на любви. Должны быть и обязательства друг перед другом и даже взаимные уступки. Кирилл не сумел создать прочный материальный фундамент. А его друг, работая там же, достиг многого. Мне неважно какой ценой».
Набор успокоительных фраз рос как снежный ком. Сердце оставалось неспокойным. Марина убеждала себя в обратном, но в глубине души сознавала, что совершила предательство по отношению к Кириллу.
Она чувствовала, что их связь с Алексеем продиктована отнюдь не влюбленностью. Еще не догадываясь о его подлинных замыслах, по самодовольному лицу, по изменившемуся поведению Марина ощущала что-то гадкое, низкое, очень далекое от увлечения женщиной.
Сам Алексей не очень-то скрывал торжество. Наконец-то, он снова ощутил давно утраченное чувство превосходства. Теперь никакие заслуги Кирилла в хирургии не будут больше задевать его самолюбие.
Наверное, для любой женщины унизительно, когда ее используют в качестве орудия самоутверждения. Марина начала понимать это уже на обратном пути. Алексей намекнул ей, что их отношения не имеют будущего.
Ослепительный блеск иллюзий потускнел. Марина ощутила себя продажной женщиной, которую купили даже не для удовлетворения похоти, а только за тем, чтобы досадить ее мужу. Это было двойное унижение.
Поняв замыслы Алексея, Марина догадалась, что их связь не останется секретом. Лучше опередить слухи. Признаться во всем самой. Но не могла пересилить себя.
Возвращение домой оказалось мучительной пыткой. В каждом слове Кирилла искала двойной смысл, размышляя о том, знает он уже или нет.
Тревожные мысли не красят человека. Марина стала раздражительной, превратилась из общительной женщины в неуживчивую сотрудницу. Могла ни с того ни сего нагрубить клиентам или коллегам по работе.
Окружающие удивлялись переменам, наступившим после отпуска. Недоумевали родители, терялся в догадках Кирилл.
Неизвестность продолжалась недолго. «Вездесущие доброжелатели» не замедлили сообщить Кириллу неприятную новость. Его реакция оказалась отнюдь не оригинальной для русского человека.
В первый раз Кирилл пришел домой пьяный. Понимая, что хирургу нужны твердые руки и ясная голова, Кирилл никогда не злоупотреблял алкоголем. Бокал вина на вечеринке, глоток – другой коньяка после особенно тяжелой операции были пределом.
Теперь же он едва стоял на ногах. Только крепкий организм позволял контролировать координацию движений. Молча, не проронив ни слова, Кирилл прошел в их комнату.
Что-то похожее случалось с ним, когда на операционном столе происходило несчастье и жизнь пациента не удавалось спасти. Но никогда в подобных ситуациях он не прибегал к алкоголю.
Марина сразу догадалась, что произошло. Но, внутренне терзаясь, не смела подойти к мужу. Она хорошо знала, что Кирилл не терпит участия в беде. Всегда предпочитает самостоятельно справляться с нею.
Те, кто не выставляет свое горе напоказ, не рвет на голове волосы, не исходит в рыданиях и стенаниях, значительно сильнее переживают его. Вспомните индейца в рассказе Э. Хемингуэя, присутствующего при тяжелых родах жены. Он молча перерезал себе горло, когда страдания роженицы оказались для него невыносимы.
Кирилл с честью выходил из трудных жизненных испытаний. Обычно после неудачной операции он приходил на работу еще более собранный, более нацеленный на победу. Окружающие понимали, что такого человека сломить непросто. Его энергии хватало на всех. Он заряжал сотрудников своей верой в успех, и удача не заставляла себя долго ждать.
Но с человеческой подлостью справиться не смог. Теперь все было по- другому. Тяжелая с похмелья голова, помятое лицо как будто принадлежали иному человеку. Кирилла не узнавали родители Марины, сослуживцы в больнице. Мрачный, сутулый, с потухшим взглядом он напоминал сдувшийся к утру воздушный шарик.
Товарищи по работе не могли найти правильного решения. Одни предлагали отправить его домой. Другие считали, что там будет хуже, чем в коллективе. Всем было ясно, что допускать его к самостоятельной операции нельзя. Но и удар по самолюбию не помог вывести из душевного ступора. Не возражая, пошел он ассистентом к хирургу, которого в прежние времена вряд ли взял бы к себе в помощники.
Читать дальше