Ульяна Берикелашвили - Лаэрен. Сны затонувших

Я соскучилась по ним.

И я не хочу быть здесь… В моём странном, непохожем на все, мирике. Какие бы я эмоции не испытывала, он не искрится и не бледнеет.

…ведь моя игра – истина…

И я докопаюсь до неё…

А пока я допиваю чай и думаю про то, что мне делать дальше. Достаю Элвиса – так я назвала свой ключ – медвежонка – и смотрю в его наглые глазки. Этот серый ужас оказался живее всех живых, и вы представить себе не можете, как я «рада» быть обладательницей одушевлённого ключа.

– Что, пойдём к твоим родственникам по разуму? – шепчу я, замерев на серой плите. – Арис.

Секундное падение и вот, я уже в розовом мирике малышки с набивной грудью.

Она и Котовски так и сидят, играя в куклы. Увидев меня, Котовски нервно машет хвостом и заявляет:

– Чего-то ты быстро!

– Видимо, у Велиара было плохое настроение! – хохочет Арис – Или ему просто не пришлось успокаивать её, как некоторых. А потом спасаться бегством от благодарных поцелуев…

– На что ты намекаешь, мелочь?! – рычит Котовски, а я заливаюсь смехом.

Как же я по вам соскучилась…

– А ты ещё не построила свой мирик? – вопрошает Котовски. Я лишь киваю головой.

Малышка подбегает ко мне и теребит карман, в котором спрятался Элвис.

– Ой, а он меня за пальчик дёрнул… сам! Я честно не трогала! – в ужасе отпрыгивает малышка и на её глазах выступают слёзы, она боится…

…что сейчас я исчезну, как Златовласка.

Элвис барахтается в кармане и просится наружу. Я сажу его на ладонь, и он весело жмурится Арис.

– Соби не исчезнет? – сквозь слёзы шепчет малышка и, когда медвежонок кивает, радостно разливается хохотом.

– Соби, какой здоровский у тебя ключ! Его можно трогать и ты не исчезнешь!

Смотрю на Котовски. Он стоит поодаль и прижимает к себе сердечко Златовласки. Погруженный в свои воспоминания, он не слышит ничего, кроме тишины.

– Ничего, это у меня просто ключ ненормальный.

– Я всё бы отдал, чтобы и у Неё был такой ключ…

Арис печально смотрит на ушастого и бросает в него мяч со всей силой, что есть в её хрупком теле.

– А ну, соберись! Ты чего расклеился? Был – не был… Уже ничего не изменить! – гневно рычит она. – Нам пора к Рум, показать её Соби. А то не успеем до заката…

Котовски, жмурясь от боли, дает малышке такую затрещину, что у той звёзды из глаз посыпались, наверное.

Ну вот, пришёл в себя…

Спустя мгновение мы все трое оказываемся в мирике той, кто появился до меня. В мирике Руминистэ. Это – огромный лес, дикий спящий лес. Всё вокруг серое и размытое.

Здесь всегда зима и идёт снег.

Смотрите, это она! – пищит Арис и показывает вдаль. На снегу, спиной к нам, сидела девушка. В белом, с розовыми разводами – брызгами, длинном платье.

Подойдя ближе, я увидела, что эти розовые пятна были везде – на примятом снегу вокруг, на её длинных золотистых волосах, на её теле.

Руминистэ жадно урчала, словно смаковала что-то, и через некоторое время сплюнула в сторону свежеобглоданную кость

Мне стало дурно.

– Не подходи к ней близко. Она жрёт, – предупредил меня Котовски и стал искать место, чтобы присесть.

Арис силой наклонила меня к себе и прошептала:

– Нельзя её сейчас тревожить. Это игра такая – Жестокость. Вот она и играет в неё одна, кроликов ловит и ест.

Я отошла от Арис и сделала небольшой круг вокруг Руминистэ. Присев на сломанное дерево, я принялась следить за каждым её движением.

Не замечая нас, она продолжила есть, сидя на снегу. По бледным рукам её стекала кровь. Вниз, с окровавленной разодранной тушки. Примятый снег вокруг и клочки розово-серой шерсти говорили о том, что Руминистэ поймала кролика сама, чем была несказанно довольна.

Розовые кишочки она оборвала и, обнюхав, выкинула. Почистила тушку снегом и вырвала небольшой кусочек острыми зубками. При всём этом она мило улыбалась и что-то напевала…

– Ну, всё! – вдруг сказала она, посмотрев на меня. – Я наелась!

Глаза у неё были пронзительно синие, такого яркого и сочного оттенка, что голова кружилась. Такое ощущение, что смотришь в небо…

Руминистэ бросила в сторону то, что осталось от кролика, и встала.

– Ты бы хоть рот вытерла! – прошипел Котовски, и девушка послушно выполнила его просьбу – вытерла рот подолом белого платья. Розовые пятна кроличьей крови исчезли, и теперь сияющая Руминистэ улыбалась мне. Ангелоподобная Руминистэ.

– Новенькая? – она подошла ближе и, приобняв правой рукой в белой перчатке, развернула меня к себе спиной. Я уже привыкла, как здесь знакомятся.