Татьяна Павлова - Наследство

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И всё – равно, и всё – едино.

Но если по дороге – куст

Встает, особенно – рябина…

М.И.Цветаева

Наследство

Это был серый октябрьский день. Даже дачный сад выглядел серым, хотя на самом деле был роскошен в своей пестроте. Шесть высоченных, безукоризненно белых берез в брызгах желто-коричневых листьев стояли ровным строем вдоль забора, а корабельные сосны в разных концах участка поддерживали масштаб. Переход от гигантов к кустарникам обеспечивали обсыпная старая рябина, не менее старые яблони и молодой раскидистый клен. Клены издавна пытались захватить участок старой подмосковной дачи, но не теряющие бдительности хозяева тщательно выпалывали кленовую поросль, однажды два побега достаточно долго держались в перегное на стыке шиферной кровли, пока удалось до них добраться. Но однажды, все же, была дана слабина, и один представитель кленовой братии сумел укрепиться на вожделенной земле. Ну, вот каким образом он сумел покрыть красно-желто-оранжевыми листьями весь участок, в том числе и закрытую от него высоким домом площадку?!

Темно-багровый плющ увивал и беседку и забор, повсюду какие-то безымянные для меня кусты немыслимых оттенков вишнево-, лилово– или фиолетово-красного цвета.

И все же серость этого дня убивала жизнерадостность осеннего сада и делала ее неуместной. Серым было небо, и с ним всей этой растительной братии не тягаться. В воздухе чувствовалась изрядная примесь дыма, жгли сухие лисья. Не было даже легкого намека на присутствие в какой-либо стороне солнца. Но и дождя не было, напротив, стояла редкая сушь, и пыль припорошила листву. Как-то мне довелось взлетать на самолете в такое небо. Самолет вслепую по приборам набирал высоту, нам, пассажирам, этот подъем с плотно затуманенными серыми окнами показался вечностью. Людям реально было страшно, несколько километров безысходной серости....

Впрочем, серый день настолько соответствовал моему настроению, что, покажись на небе хоть крохотный луч солнца, я бросился бы занавешивать его чем-нибудь таким же серым.

Вчера похоронили моего дедушку. Я чувствовал себя сиротой. Это был единственный человек из родственников, которому до меня было дело. Я приехал к нему в больницу, сказали, что он никого не узнает, я погладил его руку, он открыл глаза и улыбнулся, глазами улыбнулся. Мол, не переживай, что поделаешь, бывает, держись, это он меня подбадривал. Вот такой это был дед.

А сегодня отец привез меня помочь запереть старую дедову дачу.

Мы уже заканчивали закреплять на громоздкие дощатые оконные ставни хитроумные запоры из длинных болтов с прорезями для металлических клиньев, вставляемых изнутри дома (надежнейшая конструкция, придуманная дедом). Я был снаружи, когда услышал:

– Эй, соседи! Вы дома?

– Дома, – достаточно глупо ответил я, где это дом-то.

– Сейчас к вам зайду, вы калитку откройте.

Женский голос раздавался из-за забора соседнего участка. Забор был невысок, чуть больше полутора метров, штакетник, заросший плющом. Из дома вышел отец, не спеша, по листовому покрову над рыхлой землей подошел вплотную к забору, с высоты его роста он наверняка мог спокойно видеть женщину.

– Ой, вы – Сергей? Давно вас не видела.

– Да, я – Сергей.

– А Коля с вами?

– Со мной.

– Вы уже уезжаете? Подождите, пожалуйста, мне нужно кое-что вам передать. Я сейчас, я быстро.

Отец нахмурился. За последние годы он купил и продал столько дачных участков, что у него выработались стандартные риэлтерские приемы. Он твердо знал, что от соседей никогда ничего хорошего ждать не приходится. Хорошо, если просто какая-нибудь просроченная платежка.

Скрипнула калитка, полная женщина в зеленой куртке – ватнике, видимо, дочь Елены Васильевны, приятельницы деда, кажется, ее звали Нина, держала в руках красную пластиковую корочку с бумагами. При этом она цепким взглядом оглядывала участок, как будто прикидывала его размеры. Если бы не этот оценивающий взгляд, подсознательно внушавший тревогу, Нину даже можно было бы назвать приятной.

– Вот, возьми, – сказала она и протянула папку почему-то мне.

Отец попытался перехватить документы, но она, как будто подготовилась к его маневру, быстро переложила папку в другую руку и вновь протянула ее мне.

– Мне нужно было раньше отдать, но после смерти Николая Степановича, маму положили в больницу, было не до того, вы не приезжали, а у нас нет ваших телефонов…