Андрей Накагава - Практики осознанных сновидений. Книга первая. Удивительные истории из снов. Реальнее и чище прикосновение иного. Какая глубина и понимание духовных слов. Но память, память остается за порогом

Поэтому лучшим достижением человеческого осознания будет выход из собственной гордыни, которая цепко держит осознание человека различными страхами. Осознание, вышедшее из гордыни, обретает свободу, о которой человек не имеет представлений. Осознание, не привязанное к какому-либо телу, физическому или тонкому энергетическому, переходит в осознающее себя пространство. Примером такого пространственного осознания и является приведённое ниже восстановленное в памяти и привязанное к привычной трёхмерной реальности осознанное сновидение, которое я назвал «Путь меча и молитвы». Пространственное осознание, не привязанное к какому-либо телу, гораздо функциональнее, чем возможности тонкого энергетического тела сновидений. Доступно осматривать в приближении любые объекты, сочувствовать, сопереживать эмоциональность людей, видеть их мысли и желания, это так называемая эмпатия. Мгновенно перемещаться в иные реальности, которые каким-то неведомым образом связаны друг с другом. Я бы сравнил это с бусами, на нить которых нанизаны различные реальности из разных уровней бытия. Нить этих бус – это восприятие пространственного осознания.

Вижу группу людей, русские военные, видимо, попали в плен к японцам. Мужчины разные, характер, воля, возраст, есть даже совсем юный. Также вижу мысли их, подавлены они судьбой, внимание моё приковано к тому, кому, как кажется, всё нипочём. Быть может, пьян он? Кучерявый, озорной, чуть-чуть не зрелый возраст. Весёлый, беззаботный, вероятно, человек. Рассказывает всем, ему-то умирать не страшно, поскольку женщин было много, и бесшабашно жизнь свою провёл. В вине, веселье, картах и забавах. Пусть даже с женой начальника его роман безумный сюда сегодня на эшафот привёл. Пословицы и шутки, словно нет и не было войны, нет стражи, клетки и расстрела, который всех их ожидал. А также жалость к юноше, кому вообще умирать сейчас бы рано, казалось, своим он опытом непрожитую жизнь его, своим воспоминаньем восполнял.

– А что мы, господа, сидим, а где вино? Макар, иди сюда. Сходи ты, бестолочь, и попроси вина у этих обезьян.

И тот, кого Макаром кличут, пытается сказать, взывая к разуму, мол, это невозможно, они в плену, и вряд ли им японцы возьмут и подадут вина. Какая смесь, любви, заботы, чинопочитания, раболепия и преданности, я у Макара увидал, хоть внешность не запомнил вовсе. И зуботычиной, меня потрясшей, спор их прекратился. Голову свою склонив, пошёл Макар и переводчику-японцу просьбу изложил. На что противник очень удивился, но, хитро улыбнувшись, к начальству побежал. Привык в видениях ничему не удивляться, но видеть, чтоб генерал с подносом и полотенцем на руке входил к врагам пленённым в клетку?! С поклоном и улыбкой?! Пожалуйте вина! Какая сцена! Всё тот же кучерявый человек, что заказал вина. Одной рукою в бок, и горделиво задран подбородок, открытая ладонь второй руки, указывает всем:

– Вот, господа, нам принесли вина, они же люди, хоть и собаки. Позвольте, генерал, зачем понадобилась вам моя рука?

Я вижу, крепко сжал его ладонь японский генерал.

– Эй, переводчик, что он там лепечет, коверкая поганый свой язык?

Как будто пытаясь что-то разглядеть в руке у русского солдата, очки поправив, с ухмылкой и презрением ответил переводчик:

– Спросил вас генерал, ведь вы не воин, что делаете здесь, идёт война?

Высокомерие, ненависть, ирония, ответное презрение сквозь человека кучерявого, сказало:

– Пытаюсь выпить, хочет, в карты поиграем, ему какое дело? Что, кроме смерти, мне он может предложить?

Пусть смотрит, как русский с честью умирает. Молча генерал покинул клетку, оставив неприятелю поднос. Потом отдал распоряжение, кого-то вывели во двор. Похоже, это был японец, в форме без погон. А впрочем, кто их разберёт, богата азиатами земля. Чувствую, видение теряю, ирония опасна для меня. Растратчик, казнокрад и вор. Таков был смысл приговора, несчастный на коленях, всё лицо в слезах, молчал. Протянутые связанные руки, и просто, безучастно своей казни ждал. Напротив переводчик оживлённо переводил всё русским:

– Сегодня, я вас поздравляю, честь выпала увидеть вам приём, доступный самураям. На взлёте меч срубает кисти и, опускаясь, голову снесёт. Есть у него красивое и древнее название. Он грациозен и изящен, лёгкий, словно бабочки полёт.