Но осенью пришла с военкомата повестка. После учебки сразу же в Чечню. А там…. Там взрывы, порох, канонада, все реально. С ребятами лишь познакомились…. А в рукопашной, рота вполовину сократилась. Абреки, не чета юнцам желторотым, что пороху не знали. Они жестоко расправлялись с ними. Он уцелел в тот первый раз. Потом ещё…. Не знал за что кипит клокочущий котел, но убивал за тех, кого уже не стало. За то, что им приходится всё это делать. Потом пришло остервенение. В тот для него последний бой, был дан приказ обосноваться на высотке. И контролировать безопасность дороги.
Но чеченцам она нужна была тоже. И бой был не на жизнь, а насмерть. Один остался, а они все прут. Кончились боеприпасы. И тут он выдернул чеку…. Мелькнула мысль: «Живым не дамся гадам». Свистнула и впилась в тело пуля. Затем другая. Затем все стихло. Где-то совсем рядом, рванула мина. Он крепко сжал гранату и медленно угас….
Его нашли свои ребята. Они спешили. Но продвигались с боем. И пришли, когда вся рота полегла. Его заметили не сразу. А обнаружив, были в полном шоке. Приметив подарочек в его руке…. А там госпиталь. Пацаны с тяжелыми увечными ранениями. Боль, страх, потеря веры. Жизнь без войны. Но как же те, что пали? Как жить? Когда они погибли. Смотреть в глаза родителей, невест, что белый танец свой уныло танцевали без платья и фаты, и без колец. Он вздохнул. Глянул на флакон. Перекрыл систему. Выдернул иглу. Немного полежал, и медленно поднялся. Ему ещё все-то давалось не без труда.
Опираясь на штатив, как на костыль, отправился на перевязку. Из двери выполз корча гримасы Ивлев. Серёга хмыкнул. И мрачно вторгся в Юлькино пространство. Она стояла у окна, и видимо мысли не ограничивались здешними реалиями. Она сияла взглядом, и еле – чуть заметно улыбалась. Он тоже на мгновенье замер. Боясь спугнуть её чудесное преображение. И наслаждаясь видом…. Она очнулась, будто почувствовала взгляд: «А Сережа, садись на кушетку, – длинно». Подкатила столик с мазями, бинтами. И осторожно стала снимать повязку. Внимательно осмотрела рубцующиеся раны. Обработала раствором.
– «Всё ж мы идем тихонько на поправку. Рубцы почти уже сформировались. Лишь кое-где немного кровоточат. Но это не так страшно. Ты только должен захотеть вновь жить. Пойми ведь те, кто там погиб, они б хотели, чтобы ты её не прожигал напрасно». Она вздохнула: «Ты должен ради них её прожить по полной. Так чтобы другие обзавидовались. Так чтобы самому не стыдно было». Она опять взгрустнула на мгновенье. И встретившись с ним взглядом, поспешила встать и отойти. Он сел. Попробовал подняться, но голова от слабости кружилась. Снова сел. Юлька подставила плечо. Он с удовольствием оперся. И они вместе поковыляли до кровати. За то всё время, не проронив ни слова. Ей казалось, что она ни разу так и не услышала его реальный голос. Лишь: «Бу-бу-бу». А как же паренёк собой хорош: высок и статен, метр восемьдесят. Копна густых темно русых волос. Открытый умный взгляд с гаком. Из-под нависающих бровей, – синели и плескались, как озера, глаза. Высокий лоб. И выразительные скулы. Немного телом обветшал, но кость широкая, а мясо нарастет. Они дошли, он осторожно сел и вытянул худые длинные ноги. Те с непривычки ныли. Ходить он стал совсем недавно. Сестричка ускользнула по делам. А паренёк размявшись, растянулся на постели и по привычке уставился отрешенно в потолок. Она ещё не раз к нему за день заглянет. Проверит, как себя ведёт его здоровье. А вот Костян, опять на грубость нарывается.
А тот не в силах скрыть от страсти возбуждения. Так и сыпал каверзные шутки. Пускал слюну, как несравненный шут: «Нашелся скоморох ещё». Никто не захотел его пошлятину слушать. Один за другим вышли прогуляться в холл. Он сник, кидая в сторону Сереги осторожный взгляд, выскользнул следом. Палата опустела. Позвали завтракать. В столовой застучали стулья. Ему все то, принесут попозже.
Кажется, он все ж проголодался. Общение с Юлианой приносит результаты. Вернулись мелкие приятные желания. И иногда одолевали фривольные фантазии. Но это очень личное, он сам краснел от содержания. Стал скучать по дому. Часто видел маму в снах, отца, братишку, деда, завод, и доменную печь и кажется, что жар от раскаленного метала. До мелочей реально.
Санитарка принесла разнос с едой. Баба Паша была простой русской женщиной, – трудягой. Лет шестьдесят ей. Любила всех, как собственных детей. Потихонечку журила, наставляла, сострадала. При расставании плакала. Её тоже любили, все без исключения. И приходили в гости, если где-то случалось бывать рядом. Таких людей да побольше, и жизнь не была бы серой и холодной.
Читать дальше