Виктор Ааб - Время не знает пути своего. Депрессия

На имя Министра связи Казахской ССР Ульянова И. В. было составлено письмо, в котором Штольц подробно изложил мотивы своего неповиновения, а также указал на грубейшие нарушения юридической процедуры, допущенные в процессе объявления выговора. И все-таки, прежде чем отослать письмо, Штольц напрямую попытался выяснить отношения с Фениным.

Разговора не получилось. Он хотел поговорить с Андреем Алексеевичем наедине, указать ему на, мягко говоря, не очень корректное поведение его заместителей, но помешал Конаков – главный инженер.

Штольц давно заметил, что наедине в Фенинском кабинете поговорить с Андреем Алексеевичем ему чаще всего не удавалось. Обязательно открывалась дверь, и входил Конаков. Ходил размеренно, по большому кабинету из угла в угол, с загадочным выражением на лице прислушивался к разговору совершенно его, не касающемуся, и обязательно вмешивался. Штольц не имел привычки особые секреты разводить против кого-либо, мог правду-матку выдать в лицо любому оппоненту, невзирая на ранги. Но делу ведь подобное поведение часто вредит. Приходилось сдерживаться. Просто, при постороннем комкался задуманный разговор. Сам Штольц, если в нужном ему кабинете присутствовал посторонний, не имеющий отношения к его делу посетитель, никогда в этот кабинет не входил. А Конаков? Ведь довольно образованный человек – и такая бестактность!

И на этот раз Конаков появился в кабинете в самый неподходящий момент. Штольц даже заподозрил, что у Фенина есть какая-то незаметная кнопка под рукой, для вызова своего главного инженера, и он почему-то всегда во время разговора со Штольцем призывает его на помощь.

Он опять завелся, прервал пространственные рассуждения главного инженера и задал Фенину вопрос в лоб

– Андрей Алексеевич! Так все-таки, отзовете вы этот неправильный Приказ? И естественно, получил отрицательный ответ.

– Ну что же! Тогда этот Приказ отменят за вас – пообещал Штольц и посчитал дальнейшее свое пребывание в кабинете начальника ненужным.

Письмо было отправлено адресату. Время остановилось. Бурилка в очередной раз с мелкой поломкой стояла во дворе. Никто из управления Штольца не беспокоил.

И вот, спустя две недели, как обычно, разбирая утром почту, Штольц обнаружил очередной Приказ, который отменял тот – первый, о его дисциплинарном наказании. Просто – второй Приказ отменял первый Приказ – без объяснения причин! Волна радости захлестнула Штольца. Есть всё-таки справедливость на свете! Есть!!!

Но как оказалось, рано он радовался. Спрятанный под многочисленными бумагами-документами, самым последним в стопке лежал еще один Приказ. И этим, третьим Приказом опять объявлялся Штольцу выговор. И лишь слабым утешением было то, что на этот раз его уже не обязывали отправлять в Рындинский район бурильно-крановую машину.

Упрямство взыграло в Штольце. Нет, просто так он не сдастся! Нельзя взять вот сейчас и просто так утереться. Слабых бьют! Раз уж ты взялся за дело, даже заведомо проигрышное, надо идти до конца. Гордость, чувство оскорбленного самолюбия не позволяли Штольцу смириться.

Он опять очень внимательно изучил Приказ и опять обнаружил в нём юридические несуразности. И тогда Штольц во второй раз письменно обратился к Министру и на этот раз, не особо выбирая выражений, изложил на бумаге всё, что думает о постперестроечных методах управления Областного предприятия связи структурными низовыми подразделениями.

Фенин в письме не фигурировал. По большей части при решении проблем Штольц прекрасно находил общий язык со своим прямым начальником. Но лишь в тех случаях, когда предварительно, в суть проблемы не вмешались его заместители. Как правило, они умели обрабатывать Фенина в своих интересах. Не хотели признавать они Штольца равным себе по статусу.

Да и Штольц их совсем не праздновал. В деле, вызвавшем неповиновение Штольца, обраставшем выговорами, чувствовалось явное влияние Конакова. Штольц так и написал, что из всего этого дерьма, омрачившего деловые взаимоотношения Фенина с руководителем второго по значимости предприятия связи области, торчат уши главного инженера. Так и написал: «торчат уши…»

И пока писал всё это Штольц, остывал он потихонечку и приходил в себя. Там, в глубине его мозга, в подсознании возникали неудобные, но разумные вопросы.

– Ну, хорошо – отошлет он опять протест свой в Министерство, и скорее всего, Фенин опять отменит свой Приказ. Но где гарантия, что не объявит он под надуманным предлогом ещё раз очередное наказание? И что дальше за этим последует? И вообще, стоит ли так реагировать на дисциплинарное взыскание? Что такое – выговор для руководителя, действительно о ДЕЛЕ заботящегося? Так, – досадная неприятность душу карябающая. А ДЕЛО все равно, делать надо. Частично отступил же Фенин! Не стал второй раз настаивать на исполнении заведомо неверного распоряжения его замов по бурилке, приведшего к скандалу. Получается – отстоял Штольц свою «драгоценную» бурилку. А выговор этот – так, для острастки, чтобы уважал Штольц своё начальство. Да и Министерство связи ради удовлетворения собственного самолюбия всё время впутывать – не жирно ли будет? Некрасиво как-то. Меру надо знать. Благородный порыв Штольца ради торжества справедливости постепенно в его же собственном восприятии превращался в фарс…