Владимир Дулга - Хубара. Голаны

– А твоя бригада была в Ливане?

Симонов кратко рассказал о вводе войск в Ливан, о боях, в которых участвовала бригада, о переезде коллектива в Самейн.

– Это хорошо, что в тот раз, я с тобой не поменялся бригадами! Ты жив, здоров, а мой ангел-хранитель мог и проморгать это дело! Бог сберёг! Самейн, это вообще дыра, – повезло, что не поменялся! А тут, за неделю до отпуска, мою бригаду «пе-ре-ре-дисл, пе-ре-сло» – так и не смог выговорить Юрий мудрёное слово, – ну, короче говоря, перебросили на самую передовую, там до еврейских позиций рукой подать, – закусив бутербродом с салом, медленно выговаривая слова, продолжил, – снайпер враз дырку в башке просверлит! Ты понял? – пьяным голосом спросил Юрий.

Симонов ответил, что понял. А про себя отметил, как быстро его товарищ запьянел:

– Ты давно в Москве? – спросил он Юрия

– С пятницы тут живу.

– Что же домой, к детям, не едешь?

– Сегодня в «десятке» рассчитался, но до сих пор, никак не определюсь, ехать в Сирию ещё раз, или нет?

– Как это – «ехать – не ехать?» – удивился Володя, – не поедешь – партбилет на стол и шагом марш на гражданку! А то и под трибунал!

– Меня под трибунал «не моги»! Ерунда всё это! – пьяно покачивая перед Симоновым пальцем, продолжил Юра, – меня так просто не возьмёшь! Друзья нашли мне прекрасную должность в Москве, два раза такие вещи не предлагают! Конечно, пришлось кое-кому дать честно заработанных чеков! Не без того! Ты меня понял?

Спохватившись, оглянулся по сторонам, приложил палец к губам:

– Тише! Никому ни слова! Если в ближайшие дни, вакансия действительно подтвердится, я ложусь в военный госпиталь Бурденко, у меня есть подозрения на язву желудка. Остальное, дело техники и связей – получу нестроевую и останусь в столице. Буду жить как белый человек! И нахрена мне этот Ливан, с евреями и снайперами? «Жисть» у человека одна и надо прожить её так, – забыв остальные слова, Юра задумался, – короче, хорошо прожить! Ты меня понял?

– Понял, понял! – ответил Симонов, – пойдём домой «стратиг» московский!

С большим трудом Володя доставил соседа в номер гостиницы. Юра всё время пытался вернуться в ресторан и, как он выразился, «перетереть» какие-то дела с теми престарелыми дамами.

На следующий день, с утра, Симонов, рассчитавшись с гостиницей, поехал в кассу продажи билетов на международные авиа рейсы. Ещё издали, подъезжая на такси, увидел длинную петляющую очередь, растянувшуюся по скверу.

– Тут можно неделю простоять! – прикинул Володя.

Он вспомнил вчерашний ужин, соседа Юру и его рассказ о том, что если отпускник не может в установленный срок приобрести билет на обратный рейс, «десятка» обязана помочь ему уехать. Симонов решил не терять времени, а вернуться из отпуска в Москву пораньше, с тем, чтобы купить билет до Дамаска.

Вечером Володя был уже в кругу семьи.

Конечно, Сибирь и Урал не Крым и ни Сочи.

Но и эти, отведённые коротким отпуском дни, были самыми счастливыми днями в году. Отдыхали вместе, всей семьёй, выезжали в лес – на природу, купались, в протекающей рядом с дачей Володиных родителей речке. Загорали на песчаных берегах старого карьера, именуемого жителями «Голубыми озёрами».

Несколько дней жили в своей квартире в военном городке на окраине миллионного города. Бродили по набережной большой сибирской реки, от души смеялись над клоунами на представлениях цирка, ходили в кино и зоопарк.

Но самое главное – снова были все вместе!

Старшая дочь Женя, стала красивой, стройной девушкой, помощницей маме и бабушке. Младшая – Юля, оправдывала своё имя, тоже подросла и была очень деятельной и подвижной. Бегала со своими прежними подружками, мелькая красивыми бантами на маленьких косичках. Девчонки всегда были в гуще друзей, игр и событий.

В полк Симонов не ездил, но от встретившегося в посёлке Макина узнал, что Иван Петрович Бронский покинул Сибирь. После скандальных событий с незаконной раздачей квартир вольнонаёмным дамам в одном из гарнизонов Округа, и браконьерской охоте, он от греха подальше, отправился на равнозначную должность, в одну из стран Варшавского договора, в качестве представителя. В учебной дивизии намечались большие перемещения. Штаб дивизии наконец-то перебрался из города в посёлок, и теперь пропала необходимости ездить на ежедневные вечерние совещания через весь город. Начальники всех степеней, наведываясь в части, уже не вели себя, как помещики, приехавшие в забытую деревню пересчитать крепостных.