Михаил Садовский - Свет и тени

Гуси клином,
Гуси клином —
Наступает их пора.
Для дороги
Длинной, длинной
Тренируются с утра.

Будет утром
Ранним-ранним
Им сигнал к отлёту дан,
Брызнут слёзы
Расставанья
На осенний сарафан.

Станет пусто,
Станет странно,
Сиротливо у пруда.
Донесётся
Из тумана
Лишь печальнй клик сюда.

И ни слуху их,
Ни духу…
Сердцу горек этот вид —
На нещипанной, пожухлой
Травке
Пёрышко лежит.

Ласточка не хочет больше петь —
В дальний край не хочется лететь…

Через столько гор
И столько стран,
Через неспокойный
Океан…

Для чего
Так далеко летать?
Только чтобы
Перезимовать?

И о доме каждый день скучать.
Чтобы снова песни распевать…

Песню птица
Не берёт в полёт,
Песня улетевших
Дома ждёт!

Песня не звучит в чужом краю,
Ждёт хозяйку-ласточку свою!..

С ветвями ветер говорил,
С опавшею листвою,
И мне сто раз он повторил,
Что говорит со мною.

Летел во времени легко —
Ни дома нет, ни быта,
Сам по себе он – ни при ком,
Но всем душа открыта.

Он миром просто управлял:
Ласкал, страшил и рушил,
Он мне внушал и повторял,
А я покорно слушал.

Потом утих и прошептал:
– Ты друг с моей душою!
И знаю я – твой час настал!
Решись! Летим со мною!

Я промолчал… и в тишине
Его помчалась нота,
Наверно понял: ближе мне
Другой на свете кто-то!

От яблок всё ниже
Сгибаются ветки.
Они тяжелеют,
Устало трещат.
А яблоки снимут —
Они загрустят.
И листья от грусти
Сперва пожелтеют,
А после
Совсем облетят…

Веснушки осени упали
На опустевшие поля.
Как много ласки и печали
В прощальном крике журавля.

С кем он прощается сегодня
Немым предчувствием томим?..
С землёй своей и со свободой,
А, может быть, с собой самим?..

Тропинка, будто опечалясь,
Исчезла вдруг, оборвалась,
Здесь твёрдая земля кончалась,
Здесь власть болота началась.

Травой возвышенные кочки,
Холёные густые мхи,
Дубки, осинки – кособочки
Да пни светящейся трухи.

Трясина сапоги целует,
В следах болотная слеза,
И всё манят напропалую
Брусники спелые глаза.

Ветер налетает.
Сеет дождь густой…

Землю укрывает
Жёлтой теплотой
Осенняя скатерть,
Грустная немножко, —
На сером асфальте
Кленовая ладошка.

Уже и бурьянные травы
Сдаются октябрьским днём,
Оглянешься – слева и справа
Желтеющим брызжет огнём.

Ударившись о голенище,
Отскочит репейника шар,
И ветер прошедшее ищет,
Обходит осенний пожар.

Рябину тряхнёт безнадежно,
Картофельной двинет ботвой,
Он в пёстрой промокшей одежде
Скитается еле живой.

И все уступают дорогу,
Захлопнув плотнее дома,
И слышно: хрустящую робу
С утра примеряет зима.

Последний лист упал с рябины —
Роман об осени дописан.
Мы, погрустив, его осилим,
Зазимовав, его осмыслим.

В Замоскворецких переулках,
Где снег ещё бывает белым,
Опять отыщется в разлуках
Несоответствие пробелам!

Опять ветвей переплетенье
Мне будет в сумерках казаться
Волос твоих на окнах тенью,
Куда сквозь вечер не пробраться.

И неожиданно заставит,
Почистив пёрышки, синица,
Где пир, посвистывая, справит,
Упавшей грозди поклониться!..

Листья жёлтые падают рано,
До осенних ветров не дожив,
Обуздали давно ветеранов,
Перепутали все падежи.

Будет дождь золотые облатки,
Вороша, не считать – обрывать,
Всё в порядке,
Всё в жизни в порядке,
Старость – это тягучая стать.

Всю листву приморозит ночами,
И заступит зима на порог,
Гнут к земле
Не грехи и печали,
И не поиск последних дорог.