Валентина Астапенко - Помоги ему, Господи

А вскоре приехал с практики Толя. Стоит у окна, улыбается. Довольный. Я смотрю на него и чувствую, как хандра начинает отступать. Показала в окно наш свёрточек… Но муж ушёл, и опять стали мучить страшные мысли. Температура не спадала. Я впала в безнадёжное отчаянье и замкнулась в себе. Единственным желанием было выспаться. Хотя бы забыться на мгновение. Но сна не было. Попросила снотворное – не дали. Вскоре заболела грудь. Ребёнка временно перестали носить на кормление. Всё это копилось в какой-то огромный узел. Нервы на пределе. Забыла напрочь обо всём на свете: о муже, друзьях, родных, институте. Пропал аппетит. Через силу толкала в рот еду, хотя бы ради того, чтобы не исчезло молоко. Постепенно уходила в свою скорлупу.

Но однажды лечащий врач сказала: «Да у Вас совсем неплохо, дружочек мой! Скоро домой пойдёте». Я гляжу на неё и не верю своим ушам. Чуть не бросилась ей на шею!

Видимо, от нахлынувшего волнения поднялась температура. Но я встала, чтобы съесть яблоко: пробудился зверский аппетит. Не терпелось сообщить о выписке родным.

И вот мы едем в такси. С доченькой. Настроение преотличное.

…А дома наша малютка почему-то разревелась. И уже не переставала плакать ни днём ни ночью. Голова моя будто наливалась свинцом и готова была лопнуть от барабанной дроби в висках. Опять поднялась температура. Испугалась, что теперь никогда – никогда не усну. Когда качку с ребёнком уносили в другую комнату, спи – не хочу! Но стоило закрыть глаза, тут же одолевали кошмары. Чудилось, что попала в душную пещеру. Нет воздуха, и я кричу: «Дайте подышать!..» И снова задолбила дурь: «Наверное, умру… умру… умру…»

Толина мама много раз объясняла мне: «Нельзя внушать себе плохое, люди даже умирают от этого». И я рада бы образумиться, но малышка плакала и плакала. Почти три месяца. Постепенно и всё навязчивее вселялась мысль о скорой смерти. Но это уже не пугало. Страшнее было другое – предстоящее сумасшествие, которое вот-вот настигнет… Скорее, скорее, пока ещё в здравом уме, покончить всё разом. Это было твёрдое решение. Всё. Скорлупа почти закрылась. Осталось выбрать средство. Какое? Раздражали разговоры, телевизор, радио – всё, что отвлекало от задуманного. Перестала разговаривать. Заберусь в свою комнатку с дочкой и стою там или сижу, не высовывая оттуда носа, пока почти силком не заставят выйти хотя бы поесть. Ничто уже не радовало: выхода найти не могла!

Может, попробовать нашатырным спиртом? Дождалась, когда из дома все ушли. Нашла его в кладовке. Выпить. Выпить – но как? Прямо из горлышка? Скорей, скорей! А куда уйдёшь, если Катюшка плачет? Что же делать-то? Ой, кто-то калиткой стукнул. Ставлю быстро на место, прячусь в своё убежище и погружаюсь опять в болото дури. Нет, показалось, никого нет. Кажется, Катюня уснула – молчит. А мне не до сна сейчас… Вдруг вспоминаю, что у Толиной матери есть таблетки… Точно! Выпить снотворное: то ли морфий, то ли морфин… Куда его положили? Ах, да, в комоде, в верхнем ящике. Вот оно, моё избавление от ужасных мук! Здесь хватит – целая горсть. Вышла на кухню за стаканом воды. Неожиданно открывается дверь – входит Толя.

– Ты что делаешь, а? – и выбивает таблетки из руки.

– Ничего. Нечаянно рассыпала. Вот собрала, хотела положить обратно.

…Ночью я покормила доченьку и снова достала эти таблетки. Решила, что шести хватит. Минут через двадцать-тридцать закончатся мои страдания. Страшно? Нет! И мигом проглотила. Сколько – не помню. Прижалась к Анатолию и, успокоенная, заснула.

Очнулась во второй половине следующего дня. Свекровь отпаивала меня молоком.

– Дуришка ты, Иришка, ведь этим не отравишься…

Я попыталась встать, однако ноги не слушались. Я сгорала от стыда.

Толя изнервничался, глядя на моё поведение. Уже и ругался, и стращал, что бросит, а ребёнка не отдаст. Но для меня теперь это было неважно. Важнее – найти другой выход.

…Уже завтра – на работу. Ну, какой теперь я работник? Что делать? Что делать? Ладно, сегодня лягу спать, потом что-нибудь придумаю. Пришло утро – а так ничего и не придумала.

Отсидела в кабинете положенные восемь часов. За весь день заглянули только две учительницы. На бегу спросили, как здоровье, как ребёнок. Ответила кивком головы. Хотелось пойти к директору и честно признаться: «Толку от меня никакого, гоните в шею!»

С неделю входила в свою колею. И тут я, наконец-то, «просыпаюсь». Боже мой, какой дикий «сон»! Чуть-чуть не наделала беды. Потихоньку, шаг за шагом, стала оценивать свои поступки. Могла ведь совсем оттолкнуть от себя мужа. Прости, милый мой Толик!