Дмитрий Воденников: Воденников в прозе. Лучшие эссе

Я не спорю.

Может быть, и должен был. Может быть, и надо было сразу к детям. Может быть, любишь театры получать, люби и саночки возить.

Но, честно говоря, мне это кажется гадким.

Это как привычные обвинения не насильника (ну он же мужик, что с него взять!), а жертвы. Сама виновата! Не так оделась! Не так улыбалась! И зачем пошла вечером? И зачем только что познакомившись? И зачем в лифт? А почему не в валенках и в тулупе, а в мини-юбке и еще сажей лицо не намазала?

Разумеется, виноваты жертвы. Не Капков, а Серебренников. Не гомофобное общество, а Антон Красовский, который, по мнению закаленных бойцов кулинарного фронта, просто не умеет держать себя в руках. Не судебная система, которая упрятала матерей на два года в тюрьму, а сами девушки из Pussy Riot , которые не сразу поехали к детям. А когда приехали – еще и фотографировались с ними. Совсем стыд потеряли. (Да-да, я и такое читал.)

Они-они виноваты, не мы.

Вот уж где печеный майонез!

Самый жир.

Афанасий Фет очень любил плевать на Университет.

Вот едет он по Москве, стишок сочиняет, увидит вдруг знакомое здание, велит кучеру остановиться, откроет окно кареты, плюнет (слюна так далеко не долетит, упадет на круглую московскую землю, спугнет галку), вытрет варежкой рот, крикнет кучеру «Пшел!» – и едет дальше, довольный.

Ну был у него в его поэтическом запасе такой символический жест. Нам ли осуждать певца «Вечерних огней»? Не нам! Вот и близко его знавшие тоже не осуждали.

«Чудит барин! – скажет кучер на кухне, попивая чай из блюдечка. – Опять на университет плюнул! Неспроста!» – «Да уж, наверное, есть за что!» – ответит кухарка Дарья.

И, как всегда, окажется права.

Да, Афанасий Афанасьевич не любил либералов, не любил Университет, хотя там и проучился шесть лет, и вообще не любил демократии.

И ему было за что ее не любить.

Дело в том, что Афанасий Афанасьевич был посмешищем. В глазах молодых, новых, прогрессивных и, надо сказать, не очень чутких на ухо современников. Полжизни промучившийся как рожденный до брака с фамилией Фёт (да-да, это была еще и ё), желавший вернуть себе потомственную фамилию Шеншин, Афанасий Афанасьевич не был ценим прогрессивной критикой.

В год своего семидесятилетия Фет напишет стихотворение «На качелях», которое, конечно же, гениально.

Вот оно.

На что и получит в печатном виде от язвительного Виктора Буренина (кстати, сочинившего прочувствованное стихотворение на гражданскую казнь Чернышевского) дословно следующее: «Представьте себе семидесятилетнего старца и его «дорогую», «бросающих друг друга» на шаткой доске. Как не обеспокоиться за то, что их игра может действительно оказаться роковой и окончиться неблагополучно для разыгравшихся старичков!»

Расстроенный Фет пожалуется Полонскому: «Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, и платье ее трещало от ветра, а через сорок лет она попала в стихотворение, и шуты гороховые упрекают меня, зачем я с Марией Петровной качаюсь».

Но в партере уже безостановочно шикали. А некоторые, особо равнодушные, уже встали и шли в буфет. Зал катастрофически пустел.

Но больше всего расстроил Афанасия Афанасьевича писатель Федор Достоевский. Тот написал о нашумевшем (во всех смыслах) лиссабонском землетрясении и спросил с присущей ему обостренной нервностью: что, дескать, делать с португальским поэтом, напечатавшим в эти роковые дни что-нибудь вроде следующего: «Шепот, робкое дыханье, трели соловья»?

И сам же ответил: «Через сорок лет – памятник. А сейчас? А сейчас – казнить!»

И Афанасия Афанасьевича казнили. Попросту забыв.

Ну, бегает там какой-то малахольный душитель свобод, прижимистый кулак и крепостник, распекает работника Семена, из-за которого он потерял 11 рублей, и проклинает мужиков, гуси которых зашли в его, сатрапа и осколка прошлого, пшеницу. Гуси-гуси, га-га-га! Жаль, что только гуси, надо было ему туда еще и свинью подложить!

К слову сказать, об этих своих хозяйственных подвигах Афанасий Афанасьевич сам писал в ненавидимый всей прогрессивной российской интеллигенцией журнал Каткова, в скучный и консервативный «Русский вестник». Как будто желая подставиться еще больше. И это в тот момент, когда все русское общество ликовало по поводу наконец-то отмененного в России крепостного права!