Равнодушно пошатываясь и сосредоточенно-тоскливо выглядывая свободную кружечку, мимо Аполлона и Феди проплыл «серый пиджак».
– Немного тише, Феденька, мы здесь не одни, – ласково предупредил Аполлон.
– Ты меня не перебивай! – отмахнулся тот. – Я не крамолу говорю, а правду! Правильно говорит Наум Аркадьевич: «Если бы сейчас появился Ленин, то сразу бы объявили, что это самый настоящий диссидент и контра». Надо бороться, Поль, надо бороться! Надо, чтобы и народ диктовал им, а не только они народу! А то или до ядерной катастрофы домолчимся, или до уже не псевдосоциалистического, но всё того же звероскотинизма. До реставрации вонючейшей формы капитализма, где самые плохие качества человека делают его внешне успешным. Или скатимся до феодализма или даже нацизма…
Федя с утра ещё ничего не ел, и на его худосочную комплекцию хватило одной кружки пива. Сделав последний глоток, он отдал пустую тару Аполлону и теперь размахивал обеими руками:
– Неужели ты думаешь, что если когда-то были такие угодники, как Ежов или Ягода, то теперь таких нет? Да сколько их – в нашем управленческом аппарате, а? И никакого контроля! Никакого!.. И может ли быть страшнее диверсия, чем организация экономического развала и хаоса? Америка сократила добычу нефти на своей территории, предпочитая выкачивать её у кого-то, а мы хвалимся, что больше всех добываем. Хорошо это или плохо? Плохо, потому как нефть на сегодняшний день – кровь экономики! И что смешно – бензина-то и горючего не хватает! Куда же всё девается? У-у! Гудит по нефтепроводам! Чем дальше, тем дружнее! А хлопок?.. Конечно, можно и людьми начать торговать, лишь бы в креслах удержаться!..
Последнюю фразу Федя почти прокричал, и из мирно жужжащей толпы сразу же, как чёртик, выскочил «серый пиджак». Теперь он не пошатывался и взгляд его был чрезвычайно трезвый.
Увидев это, Аполлон быстро поставил кружки на землю и, подхватив ничего не понимающего Федю под руку, сделал резкий рывок в сторону морга. Под прикрытием очень кстати выезжающего катафалка оба быстро пересекли улицу и, нырнув в переулок, исчезли из поля зрения.
«Пиджак» явно не ожидал такой прыти и сориентироваться не успел. Зло зыркнув вслед улепетнувшей прямо из-под носа добыче, он поднял кружки, понюхал их и внимательно просмотрел на свет. Видимо, не обнаружив ни цианистого калия, ни проявляющихся на солнце чернил, «пиджак» снова обмяк и, очень правдоподобно пошатываясь, вернулся на своё рабочее место.
– Ну, Феденька, может, ты и, действительно, гений, но есть вероятность, что об этом никто никогда не узнает! – Аполлон колыхал рубашкой, остужая разгорячённые телеса. – Как ты до сих пор на свободе-то ходишь?
– А что случилось? Я же никакой крамолы не говорил? Я высказывал своё мнение!..
Федя был совершенно бледный и, шумно дыша, обмахивался шляпой.
– Может быть, я не прав? Может быть, заблуждаюсь? Так докажи! Докажи, пожалуйста! Ну?..
Аполлон молчал. Вид Феди красноречиво напоминал о хлебе насущном и вызывал голодные спазмы в желудке.
Перекусив в первой подвернувшейся точке общепита с почти ресторанными ценами и помойными блюдами, Аполлон и Федя, ужасно отрыгиваясь и болезненно кривясь, направились к одному из центральных городских скверов. За памятником Владимиру Ильичу Ленину, в кафе «Акку», что переводилось как «Белый лебедь», их ждал Наум Аркадьевич. Пододвинув каждому по розетке с мороженым, он снял очки, протёр их и весело прищурился:
– Ну что ж, друзья, поговорим о вампире Бахтубекове.
Федя поперхнулся и выпучил глаза…
Аполлон хлопнул его по спине и покачал головой.
Мир знал много воров с именем и оригинальными характерами. Например, «голубой воришка» Ильфа и Петрова, когда крал, краснел. Были воры и гораздо менее стыдливые, но всё-таки не потерявшие человеческого облика. А профессионализм некоторых даже вызывал восхищение. «Багдадский вор!» – звучит даже как-то гордо… Так вот, председатель профкома Бахтубеков был серостью, дрянью и вряд ли человеком. Фигура заурядная, но, как вошь, столь же неприятная и в лихие годы шибко уж плодящаяся. Крал он с детского садика, и столь великий стаж в этом виде деятельности породил не менее великий опыт, который опирался не на творческую изобретательность и избирательность, а лишь на банальный хапальный рефлекс. И это была не болезнь, а ещё с детства сформировавшееся стойкое, противоположное коммунистическим байкам, мировоззрение: «Никому! Только себе!». За пятьдесят пять лет жизни опыт Бахтубекова был настолько всеобъемлющ, что поймать его за руку было практически невозможно.
Читать дальше