Аркадий Лапидус - Дырка от бублика 3. Байки о вкусной и здоровой жизни

– «Вот они – сегодняшние гнёзда жидомасонского заговора! Да ещё и с космическим курированием!». – язвительно воскликнул двойник голосом нашего зятька – безнадёжно упёртого юдофоба и классического интеллектуального дурака. – Как бы он там ещё испражнялся бы, если бы увидел это?.. «Вот куда бомбу надо бросать, да не одну! Под каких-то бахуистов замаскировались! Да посмотрите на религиозных евреев! У них же у всех на головах летающие тарелочки пришпандорены! А здороваются-то они как? „Шалом!“ – говорят, что означает – мир! Не тот мир, который спокойствие, а весь мир, который надо прикарманить тихой сапой». Ну-ка, сковырнём фотку на память! Тем более что она не из этого и даже не нашего времени качества…

Не тут-то было! При первом же прикосновении края голограммы вспыхнули и, скрючившись, поползли в стороны, сжигая соседние изображения. Выйдя за рамки испепелённого в считанные секунды альбома, брошенного на пол, голограмма заполнила всё пространство, а мы оказались внутри ожившей и зазвучавшей картинки. И хотя народу около храма и вокруг было полным-полно и автобусы с туристами подкатывали и подкатывали, но ни дети, ни взрослые не видели ни тарелки, ни нас. Даже когда тарелка завибрировала и с низким, каким-то подземным гулом начала превращаться в жёлтое плазменное облако, внутри которого загорелась тяжёлым багровым огнём лента горизонтальной восьмёрки, никто и ухом не повёл.

– Хлоп! – и восьмёрка разделилась на два эллипса, которые в свою очередь сжались и вспыхнули звёздами, а к куполу храма потянулся конусообразный поток разноцветных камешков.

Камешки врезались в купол и, взрываясь, осыпались песком.

Купол дрогнул и, наподобие обсерваторского, стал раскрываться. Гул усилился, но ничего не изменилось. Песок сыпался и сыпался, обтекая всё расширяющийся зазор. И никто этого не видел и не слышал, кроме нас! Мы заткнули уши пальцами, но это не помогло. Всё тело начало вибрировать и расползаться. Ещё немного и…

– Сколько можно гробить и гробиться? – сонно возмутился знакомый нам голос, и всё закончилось.

Голограмма исчезла, а в опять появившемся альбоме зачернела дырка от бублика. Она выплыла из альбома, а на её место втянулась откуда-то из глубины вполне соответствующая времени действия чёрно-белая фотография с не менее соответствующей надписью: «Пионерия на марше!».

– Каверны проклятые! Откуда их столько в программе? Да ещё и эти камешки… Долбают и долбают… – зевнула дырка.

– Слава Богу, вернулся! – промычал я, с трудом разжимая онемевшие челюсти.

– Да уж нет покоя от геморроя!

И дырка снова бодро и напористо запела голосом паренька:

– Дурной сон какой-то! – отвернулся двойник.

– Ещё какой дурной! – сказала дырка. – Тут такая куралесица скоро закрутится, что только держись!

Пространство опять распахнулось и мы оказались над скупо освещенной дорогой. Плавно спланировав на неё, дырка превратилась в паренька, который сделал шаг… и вдруг побежал. Причём было видно, что не по своей божественной воле. Панически размахивая руками, он пытался приостановить бег, но ноги несли его всё быстрее и быстрее. На крутом повороте дороги паренёк крякнул и опять стал премилой нашему сердцу обезьяной, а затем и снова дыркой от бублика. Дырка и врезалась в идущего по дороге хулиганистого вида такого же паренька. Паренёк был точной копией, а вернее, оригиналом. Классически сверкнула молния, грянул гром, и на землю на какие-то мгновения пал совершенно литературный мрак, из которого, пошатываясь, вышел ничего не подозревающий оригинал, а в действительности – не совсем уже и он. Оригинал сделал два шага и медленно опустился на землю.

Пробуждение оказалось неожиданным. Истерический визг и крики неслись снизу. Друзья сделали несколько прыжков по горе и увидели заполненную до отказа площадку для проведения линеек. Вдоль понуро стоящих рядов ребят бегали две престарелые девушки и такой же, не первой свежести, парень. Как маузерами, они трясли перед ребятами тремя бутылками.

Сонно потягиваясь, подошёл Трезвяк.

– Заловили птенчиков… – ковыряя соломинкой в зубах, сказал он. – Пойдёмте, поспим ещё… Эта херовина быстро закончится…

Трезвяк ошибся!

Сон его оказался по водочным символам вещим!

Уже через пятнадцать минут к друзьям взлетела Света.